Ораторствующий депутат узнал по голосу Радлака. «Мандата не получил, вот и шумит». Подобная «невоспитанность» возмутила Петровича.
— И еще нам вредит зависть, — после паузы продолжал он. — Мы полны зависти и больше всего завидуем своим же. Никого не трогает, что наши земли скупают богатые евреи, об этом вы ни слова не найдете ни в «Земи», ни в «Наступе», но если у словака появилась лишняя полоска, ее спешат разделить, начинают строчить о национализации земли. Если словак получил должность повыше, его уже стаскивают вниз, а когда он исчезает с горизонта, недоброжелатели ликуют, словно их погладили, так им приятно. Если словаку везет — не переживай! Куда приятней неудачники…
Петрович имел в виду Радлака. «Не может вынести, что мне сопутствует успех, рад был бы науськать на меня молодежь».
Свою взволнованную речь он закончил призывом хранить все присущее словакам — исключая дурные качества, от которых надо избавиться, — лишь тогда придет освобождение.
Что толкнуло Петровича на такие речи? Обстановка в семье? Как мы знаем, пани Людмила была рьяной патриоткой. Естественное возмущение, назревающее в человеке, когда он чувствует, что ему всюду несправедливо чинят препятствия? Или причиной всему оказались упомянутые оратором чрезмерная учтивость и беспринципность, желание всем угодить?
Перед депутатом была националистически настроенная молодежь, и хотя сам он был приверженцем «центра», где все перемешивается, как тесто хорошей кухаркой, и где если что и мнут, то только для того, чтобы пирог вышел повкуснее, желая понравиться своим слушателям, Петрович выступил ярым шовинистом, поддавшись силе мгновения.
Да, поддался, но понравился. Его пронесли на руках по двору. Из раскрытых окон ему хлопали. Кто-то даже осыпал его конфетти из мелко нарезанных газет и ненужных бумаг. Доставили новую партию вина и закусок.
В воротах шептались караульные:
— Здорово говорил!
— Правду сказал.
— Эх, все бы такие были!
Петрович лишний раз убедился, что в людях живо чувство национальной гордости, и, использованное в речи, оно наиболее действенно. Он вспомнил, что испытал подобное чувство и на заседании комитета, когда первым, впереди и его и Радлака, поставили в списке венгра, и присутствующие возмутились. Такие чувства нельзя не использовать, не лелеять! Слабые, чтобы стать сильными, нуждаются в нем более всего. Нет, не умерла мысль о национальном самосознании, пускай и пытаются всеми способами опорочить, высмеять его, твердя, что все это — только слова, слова и слова, дешевый патриотизм, напыщенная фраза.
Прекраснейший эпитет «национальный» невозможно вычеркнуть и заменить «интернациональными внутренностями»!
Во дворе их продержали до одиннадцати — пока Гарастичка не допела в Национальном театре и фильм «Голем» не закончил свой «еврейский» тысячеметровый галоп.
Молодежь проводила депутата до самого дома. Когда с громкими возгласами «слава» она прощалась с ним у ворот, Радлак, сидевший под оливковым деревом в придунайском парке неподалеку от русского книжного магазина «Терем», вскочил со скамейки, поднял кулак и потряс им над головой.
— Я тебе покажу «славу»! — погрозил он. И, словно вопрошая у деревьев, у магазина, проворчал: — И это — депутат? Крестьянский избранник? Для того ли он давал депутатское обязательство, чтобы натравливать желторотых националистов на тех, чье расположение мы хотим снискать?.. Эти олухи сами не соображают, кому аплодируют… Ты у меня еще попляшешь!..
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Уже ищут заместителя
Разъяренный Радлак помчался в «Музеумку». Он не разобрался, действительно ли получил несколько тумаков в спину в тот момент, когда пытался разоблачить Петровича, сорвать с него красочный национальный костюм; ясно было одно: его вытолкнули за порог и заперли дверь на ключ перед самым носом. Сейчас он надеялся найти в «Музеумке» своего человека, знакомого журналиста, хотел рассказать ему о скандале во дворе городской ратуши, чтобы беспринципного депутата тут же, по горячим следам, протащили в газете.
Теперь у него появился новый солидный козырь против Петровича.
Клуб был наполовину пуст. Радлак поднялся по лестнице, заглянул в бильярдную, постоял возле карточных столов. Ни одной знакомой души. Тогда он уселся в кресло и, прихлебывая чай с лимоном, начал подсчитывать свои шансы на выигрыш. Если прибавить к ним сегодняшний козырь, победа за ним.
Он никак не мог примириться со своим провалом на выборах. Председатель клятвенно обещал ему мандат, а теперь и в ус не дует, словно ничего не случилось. Еще как случилось! Что с ним теперь будет? Вернуться к красильному чану, опять ходить с синей краской под ногтями, как и двадцать лет назад, когда его выбрали первый раз? А что станет с государством, с партией, если в парламенте засядут недостойные глупцы? Они и расписываться-то толком не умеют! А в чем их заслуги перед партией? Какое отношение они имеют к крестьянской партии? Когда-то кастрировали поросят?.. С ним же, искушенным политиком, они не пропали бы!..