Демон

Ладно, ничего из этого ничуть не обнадёживало. Я внимательно присмотрелась к нему. По некоторым меркам его даже можно было считать привлекательным. Чёрт, чертовски великолепным — если бы не исключительная холодность в его голубых глазах. У него были длинные, прямые, очень чёрные волосы, бледная кожа, узкое лицо с точеными высокими скулами, тонкий рот и острый нос. Он выглядел холодным, как Антарктида, и его слегка формальная манера делала его ещё более непроницаемым.

— Знаешь, по какой-то причине всё это кажется маловероятным. Ты не производишь впечатления человека, наполненного добротой.

— Я не человек.

Это едва ли показалось мне странным. Насколько бы невозможным это ни было, я уже начала догадываться об этом, учитывая, что за несколько часов мы преодолели тысячи миль.

— Тогда кто же ты, чёрт возьми?

— Ты знаешь.

Я принимала смерть с, как я считала, изрядной долей благородного хладнокровия, но он умудрился вызвать разочарование, разрушив весь стиль Жанны д'Арк.

— Не знаю. Я же сказала тебе, что даже не знаю, кто я, и хотя ты налетел на меня, как летучая мышь из ада, мне трудно смириться с мыслью, что ты не сумасшедший преследователь, который, вероятно, собирается расчленить моё тело и обглодать мои кости.

— Мы не едим плоть. Это прерогатива Нефилимов.

Это слово, это название задело во мне странную струну, прилив тошноты, который я с трудом сдержала. И всё же это слово ничего не значило.

— Кто такие Нефилимы?

Он не ответил. Он поднялся с кровати, и я наблюдала за ним, ища любой признак слабости. По-видимому, он не лгал насчёт пистолета — на нём была чёрная футболка и джинсы, и я не увидела на нём никаких следов оружия. На минуту я испугалась, что он собирается подойти ко мне, и собралась с духом, чтобы бороться, но вместо этого он подошёл к окну, отодвинул занавеску и впустил ранний утренний свет в комнату. Негромкое пение по радио закончилось, и включился диктор — определённо австралиец. Я почувствовала, как меня охватывает дрожь, и попыталась справиться с ней. По крайней мере, Аманда была в безопасности.

А потом он выключил радио и повернулся ко мне.

— Пора уходить.

— Уходить куда? Ты вообще собираешься хоть что-то объяснять или оставишь меня умирать от любопытства?

Он не дал очевидного ответа. Он просто стоял и ждал, и я медленно, с трудом поднялась на ноги. Было такое чувство, словно кто-то использовал меня как боксёрскую грушу — предположительно этот мужчина. Интересно, выглядела ли я такой же разбитой, как себя чувствовала? Следуя за ним, я взглянула на своё отражение в зеркале. И закричала.

Ещё до того, как раздался звук, он возник рядом со мной, одной рукой зажав мне рот, а другой обняв за талию, удерживая меня, пока я боролась с нарастающей истерикой. Я не знала женщину в зеркале — незнакомка смотрела на меня тёплыми карими глазами. По правде говоря, только лишь глаза и казались в ней знакомыми.

Похоже, я сражалась с машиной. Его тело было невосприимчиво к моей борьбе, к моим неистовым пинкам. И так же быстро, как началась паника, она исчезла, оставив меня таращиться на себя в зеркало, в то время как он стоял позади, удерживая меня.

Мои волосы были рыжими. Учитывая все те оттенки красок, которые я использовала в течение многих лет, единственным цветом, который я никогда не использовала, был рыжий. Я была блондинкой, брюнеткой, и имела всевозможные оттенки между этими тонами, но сама мысль о рыжих волосах вызывала у меня тошноту. Моя кожа была бледной, почти прозрачной, а волосы густыми и вьющимися, они свисали ниже плеч, а ведь я предпочитала нечто более короткое и послушное. Его рука закрыла половину моего лица, но я видела свой рот — широкий и изогнутый, отличающийся от маленького рта, который я иногда увеличивала помадой. Мои собственные глаза смотрели с лица незнакомки, и меня чуть не стошнило.

Должно быть, он почувствовал, что борьба покинула моё тело, потому что медленно отпустил меня. Я не сомневалась, что эти железные руки в любой момент могут снова сомкнуться на моих руках, и я изо всех сил старалась сделать своё тело мягким и податливым.

— Ты меня не обманешь, — сказал он мне на ухо. — Я ни на минуту не повернусь к тебе спиной.

— Наверное, это хорошая идея, — сказала я устами незнакомки в зеркале. — Я сбегу.

— Ты быстрее бы выпотрошила меня.

Вздрогнув, я подняла на него глаза. Опять же, он был совершенно непроницаемым — я подхватила это слово в одной из своих жизней, но не могла вспомнить, где именно. Его глаза были холодны, лицо ничего не выражало. Он сказал, что он не человек. Как бы невозможно это было понять, глядя в его бездушные глаза, это делало его немного более правдоподобным.

— Вряд ли, если только ты не собираешься вручить мне нож, — я произнесла это довольно едким тоном, которого добилась, пока его следующие слова не потрясли меня.

— Тебе не понадобится нож.

— Думаю, мне лучше просто перестать говорить, — сказала я, чувствуя себя плохо от картины, которую вызвали его слова.