Демон Декарта

Впрочем, я и сам не знаю. Не знаю, мы в те края как-то пару раз ездили на пикники, когда я еще здесь жил. Не это главное. – Иван глубоко затянулся и, запрокинув голову назад, выпустил дым в потолок. – Совсем не это. Дружище, ты только пойми, это не метафора, не условность, все так и было. Пойми! Сделай усилие! Со мной, Марк Ильич, животные говорили, и я их понимал. Веришь, нет? Вижу, что не веришь. Я и сам не верю. Старая сорока сказала мне в лицо, что я урод. А маме-утке индюки орали, что она высидела плохого Ивана Павловича . Ты себе представляешь что-нибудь? Плохого Ивана Павловича. Будто может быть хороший! Это же удивительно! Нет?

И ты хочешь сказать, что это климакс, похмелье, результат встречи головного мозга с дубинкой провинциального милиционера? Да ты, млять, тут вообще потерял представление о реальности! Я ведь тяжелых наркотиков не употребляю. И запойным никогда не слыл. Ну, максимум пару дней, ты знаешь, не больше. Да что же в самом-то деле такое! Ты же меня должен знать как облупленного. Или, вернее, – Иван тоскливо улыбнулся, – как вылупленного. Очнись, друг мой, мы же с тобой рядом всю жизнь!»

«А вот возьми, – проговорил Марк Ильич, всматриваясь в черное зеркало итальянских туфель, – почитай заключение невропатолога и психиатров. Мне добавить нечего. Ваня, это просто фантазии. Фантазии! Если хочешь знать правду, затянувшееся детство. И, в конце концов, хватит, – внезапно заорал Марк Ильич, покраснев горлом и щеками. – Хватит, я тебе говорю! Не разыгрывай передо мной сценки из Чехова! – Марка понесло, он моментально вспотел. Видно было, что стоило ему закричать, как он сразу почувствовал себя проще. – Ты всегда был такой! И в молодости, и потом! Ты же всегда всем врал! Всем и всегда! Ты патологический лжец, дорогой мой! Вот в чем твоя проблема! Ты помнишь, как рассказывал нам, что на терриконы лазаешь для бесед с Енохом и Ильей?! Клялся здоровьем родителей, что послание к Галатам вы писали с Павлом совместно. А то, что умеешь играть на скрипке, зачем ты это придумал?! Не знаешь?! И никто, Ваня, никто теперь уже не узнает! Ты врал, что разбогател, что год жил в ашраме в Индии, что уезжаешь на ПМЖ в Израиль, а потом почему-то в Аргентину! Ты врал, что у тебя неизлечимая болезнь мозга! Пусть насчет мозга было для того, чтобы вернуть Машку. – Марк поднял руки перед собой, будто призывая самого себя успокоиться. Пусть! – Я понимаю, это ужасно, когда рушится семья. Признаю, ты тогда ее еще любил, цеплялся за любую возможность, и все такое. Но зачем ты врал обо всем остальном?! Каждый год, каждые полчаса ты придумывал что-то новое. Совершенно без причин. Просто чтобы разжалобить, обратить на себя внимание. Чтобы выделиться! Чтобы все думали и говорили только о тебе!»

«В самом деле, – растерянно проговорил Иван, сел на место, обхватил голову руками. – В самом деле все так и было? Ты понимаешь, какая ерунда, совершенно не припоминаю этого. То есть абсолютно».

«Только не надо разыгрывать невинность и тотальную амнезию! Бразильский сериал какой-то. Смешно же, в самом деле! Ты совершенно здоров, а времена при этом изменились, Иван Павлович. Да, милый! Они изменились, и массовики-затейники больше никого не интересуют. Ни-ко-го! В Z живут серьезные, рационально мыслящие люди. И возраст теперь у нас с тобой простой и трезвый. Или веди себя нормально, или забудь дорогу в мой дом. Не нужны никому истерики и театральные представления. Хорошо, – Марк перевел дух, расслабил галстук и расстегнул пару пуговиц на сорочке, – тебя долго не было. В столицах ты жил прилично и, судя по всему, вел себя адекватно. Мне показалось, ты изменился. Но нет! Ты не желаешь успокоиться! А знаешь, что на самом деле тебе нужно? Энергия! Ты забираешь ее у того, кто соглашается играть в твой иллюзион. Высасываешь человека до дна, а потом его же делаешь виноватым в том, что он опустошен, как кукла, как папье-маше. Ты заставляешь человека усомниться в том, что он есть он, а не ты! Убиваешь самоидентификацию!»

«Как это?! – Иван удивился искренне и до глубины души. – Что он есть он, а не я? Это ты что такое сейчас произнес?»

«И снова игры, – сказал Марк устало. – Не прикидывайся идиотом! Неужели не помнишь длинного сумасшедшего лета, в течение которого в каком-то странном порядке, но скорее всего – вразнобой, цвели липы, магнолии, яблони, араукарии, вишни, малина, мята и зверобой, и ты сказал мне, что когда-то был мной?! Более того, принялся рассказывать все обо мне! Ты говорил, а я чувствовал, что схожу с ума. И непременно сошел бы, если бы не прекратил этот театр, не забыл тебя, твои слова, твое лицо, тех других людей, о которых ты мне толковал в то страшное лето.