Демон Декарта

Лиза Петровна имела ключ от мечты. Левкин открыл замок, распахнул люк, поднялся и обошел чердак. В дальнем углу отыскался старый диван, неизвестно кем сюда принесенный. Он лег на него – и вот. Следующий шаг, представляющийся разумным, заключался в свидании с матерью-уткой. Ведь не секрет, что в ближайшие дни, а может быть, часы и секунды он позовет ее. «Фра-у! Фра-у! Утенко зовет тебя! Голое, липкое, глупое в городе Z. Никто не поможет, не подскажет, не сбережет. А время идет, а время пришло».

Но не годится звать утку с бухты-барахты. Уж коли придет, нужно ответить на пару вопросов. Не ей, но себе. Выяснить, что я такое, что делаю здесь. Ведь ничегошеньки не понятно. И где же Соня и кто же Соня? Не тот ли, кто спит, все время спит и спит, называется соней? Человек-сон, человек во сне? Сладко посапывает, прижимаясь щекой к подушке, обнимая ее рукой, сворачиваясь клубком. Сладко соне в осенний денек, когда за окнами дождь и трепещут осины, листопад оголяет сад, а пушистый тибето собако встает на лапы и смотрит в окно.

И пусть ты иллюзия, вымысел, повесть, новелла, дурацкий сонет, драматический сон. Пускай, но возможна же дружба! Можно любить и без секса. Тем более нам, настолько близким друг другу. И я уж не тот! Не думай, что прежний Иван зовет, чтоб владеть, обуять, обладать. Мой девиз, если хочешь, таков: «Стихам интим не предлагать». От него не отступлю, ибо на том держусь. Тем есть, и ем, и пьян, и пью! И это ужасно, судьбически дурно, невыносимо ошибочно желать идеал, что тепел и страстен, дрожит и поет. Иметь, говорю, имей, но впредь не греши!

Если б против всех ожиданий оказалось, что я обманул, ты могла бы сказать: «Что ж ты, Левкин! Кто ж ты, Левкин?! Ноль, проникающий в ноль, иль поэт и мыслитель?! А если второе, то как предаешь идеалы, умножая любовь на мечту о нарвале, трусах стюардессы, каскадных оргазмах, о сладких, но иллюзорных вещах? Иль в душе твоей Риччи потоки иссякли? Иль забыл ты, мой друг, что любить хорошо, мастурбировать плохо? Вот и зря, Левкин! Ей-богу, зря! Это слабость, возьми себя в руки».

Но ведь я так не говорю? А потому в чем меня упрекнешь? В том, что я верен лемуру? Но, милая моя, разве это так плохо?! Люди часто верны чепухе. Например, что такое призванье, присяга, друзья?! А ведь за это гибнут люди. И прекрасно, что так, пусть на здоровье гибнут. За что ж еще, как не за это? Но чем хуже лемур, скажем, призванья быть логопедом? Смешно, говоришь? Но лишь бы не страшно. Ведь верно, Соня?

Верно. «Кыш, проклятые!» Голуби вспорхнули и закружились над крышей. Вышла из солнца и села рядом. «Здравствуй, Иван. Ты изменился, да и я иная. – Повернулась в профиль. – Смотри, вот здесь и здесь морщинки. И губы крашу. Тебе нравится?» – «Да кто его знает, – озадаченно сказал Левкин. – Как-то не ожидал. И серьги висят».

«Да, на блошином рынке купила. Говорят, серебро, но это вряд ли. Впрочем, не важно. – Соня опустила голову, улыбнулась. – Кроме того, любовника завела. Что, не ожидал? Да-да. Молодой, неопытный. С ним столько возни, но с тобой не сравнится, конечно. Никаких рыданий в подушку, истерик и вещи в себе. Он у меня реалист, любит в рот и свинину в духовке».

«Стоп-стоп, – замахал рукой Иван, – какой любовник? Ты в своем уме, Соня?» – «Да какая же разница, Ваня, если нет меня, не существует! Фикция, ноль, иллюзия жизни. Но ты знаешь, я, как поняла это, стала проще смотреть. Не напрягаюсь. Идет и идет псевдожизнь. То любовник придет, то дожди, то сезонные распродажи. А я в палатке, цветы и шатер». – «Неужели?!» «Зайди как-нибудь. Пересечение улиц такой и такой-то. Меня там найти очень просто. И все ведь у нас хорошо? Правда? Ты, смотрю, при работе, слегка похудел и красив. А я к Мраку хожу иногда. Да, к Мраку, что забрал меня у тебя. Сейчас кается в этом, говорит, что хотел нам добра. Он стар, глуповат, боится света. Слезятся глаза. А вечером подать чашку воды некому, почитать, согреть постель. Старик, в сущности, живет лишь театром. Игрой, представлением, маской, ширмой, луной. Маджофако его псевдоним. Навещаю. Да, иногда. Иной раз ущипнет за бедро, не без этого, но это и все. А вечерами Петрарка, Бодлер, Витгенштейн. Представь, я стала умнеть».

«Нет-нет-нет! Что же такое? – Иван рывком сел на диване, всматриваясь в темно-синюю воду колодцев. – Не стоит ли оставить нам Z? Здесь так тревожно. Дорогие продукты, налоги, пыль, беспробудное пьянство. Нас никто тут не любит, Соня! Уедем! И потом, обожди, я не пойму. Что значит любовник, свинина и в рот?! Витгенштейн, за бедро… Ты же иллюзия, милая! Или все-таки нет? Непонятно. Соня, уедем! Ведь я реалист хоть куда. Но куда?»

Пыль взметнулась под крыльями голубей, закружилась в потоках света. Левкин посмотрел за окно. Солнечный ветер, дождь, пыль и песок.

* * *