Все замерцало, запрыгало. Левкин пошел к выходу, наблюдая внутри и вокруг себя какое-то неритмичное дрожание. Вакуум в груди кипел и плавился. Руки, локти, документы, огромные мокрые витражные стекла. Сырость – вот что было неприятно.
Набрал мобильный Марка Ильича, кратко обрисовал ситуацию. «Хорошо, похороним без тебя. Но завтра, Ваня, в крайнем случае – послезавтра ты должен быть на ковре у нового шефа. Лучше работы ты все равно тут не найдешь. И непременно ко мне обследоваться». – «Да в рот их нехорошо, – проговорил Иван Павлович, – и работу твою, и обследование».
Левкин подошел к стульям, на которых сушилась его одежда, и перевернул куртку подкладкой вверх. Что было потом? Надо вспомнить, все-все теперь следует вспомнить. «Чтобы память хорошо работала, ее нужно тренировать», – говорил тот самый отец, который дал ему нынешнюю фамилию. Не верится, что его ныне нет. «Лучшая тренировка памяти – чтение стихов наизусть», – утверждают учебники и пособия. «Столы подметены, на скатерти ни крошки», – сказал Иван Павлович громко и горько. Господи. Какой кошмар. Он снова глянул в окно.
От далеких холмов к усадьбе гряда за грядой шли тучи. Солнце исчезло вовсе. Дождь усиливался. Как там мать-утка? Крупные капли барабанили по маленькому оконцу, по черепичной крыше. Иван положил руки на стол, осторожно отодвинув в сторону хлебницу и солонку, пристроил голову на крестообразно сложенные кисти.
Закрыть глаза. Стать растением. Все решится само собой. Пройдет и дождь, и зной. Короткий всхлип и вздох. Как детский поцелуй, спокойно дышит мох. Снова открыл глаза, прислушался к тиканью часов. Некоторое время смотрел на капли дождя, стекающие по мутному оконцу.
Вот что было потом. Неподалеку от аэродрома Иван принялся пить коньяк, две бутылки которого вез с собой в качестве презента, абсента, акцента, абстинента (
Утренняя служба к этому времени закончилась. До вечерни было далече. Храм пустовал. Маленькая суровая старушка отдирала черным ножиком от пола воск. Он сел на лавку, чтобы приготовиться к грядущему. Было зябко. Больше ничего Левкин не помнил.
«Куда я пошел потом, – подумал Иван Павлович, – что я делал?» Выходило, в самом деле, что никуда и ничего. Следующим его воспоминанием были острые хрупкие края скорлупы, фрау утка и озеро, этой весной вплотную подобравшееся к старой усадьбе.
Часть 3 Звезда металлурга
Ибо во власти Господа, а не во власти идущего давать направление стопам своим.
Иер. 10, 23
Широкий перрон. На заляпанном сером рекламном щите размашистый красный лозунг «Дарит всем гостям привет наш шахтерский город Z!». Эти слова Иван в течение нескольких минут впитывал всем телом. Незнакомая женщина подошла и бесцеремонно заглянула ему в лицо. Он вздрогнул. Подняв воротник куртки, побежал вниз по ступенькам к стоянке такси.
Дождь по-прежнему хлестал из теплого низкого неба. Таксист задумчиво посмотрел на влажную нечистую одежду Ивана, но деньги взял. Заработали дворники. Разноцветный мир расплылся в потоках воды. Сумерки. В сквозняках, в гомоне улиц, в шуме дождя, в мокром тепле, сочащемся сквозь низкие тучи, в город входила весна.
«А ведь весна, – улыбнулся бомбила, – весна красна!» – «Весна красна, – неожиданно тоненьким голоском запел Иван, прикрыв глаза. – На чем пришла! На чем ехала! – Иван Павлович втянул голову в плечи, выделывая замысловатые кренделя руками. – На сошечке, на бороночке, – наконец с вопросительной интонацией закончил он, – на сошечке, на бороночке?»
«На сошечке, – удивленно пропел таксист, – на бороночке? – Секунду помедлил, темным безумным взглядом нащупывая верный поворот. – Летел кулик из-за моря, – заявил он вдруг. Причем было видно, что эти слова дались ему не без труда и шокировали до глубины души. – Принес кулик девять замков!» – «Кулик, кулик, – подхватил Иван, – делай
В автомобиле на томительные десять минут стало тихо. Струи дождя ударяли в кузов «Опеля». Радужная пенка на лобовом стекле раскрашивала потаенную жизнь пассажира и водителя. Фонари и огни рекламы, реки воды, шипящее брызгами шоссе.