Демон Декарта

«А в копровом цехе кровь в металлоломе, – проговорила Саша, дуя в чашку. – Дневная смена заявление написала, милиция приезжала. Резаки остановили. Все выясняли обстоятельства. Петренко говорит, это кровь русского народа из нефтяных скважин хлещет. Девать ее некуда, так что ее льют в эшелоны с металлоломом, что идут на Запад. Как говорит Петренко, феррум к ферруму». Саша замолчала, размешивая сахар в чашке.

«Твой Петренко, милая моя, – проговорила Лиза Петровна устало, – дурак, старый сатир и фантазер. А ты бы шла спать». Саша слезла со стула, прошла к себе в комнату, постояла еще немного у окна, наблюдая за сизо-красным заревом, стоящим над заводом. Потом вздохнула. Взяла в руки куклу в малиновом платьице, положила у подушки, сняла джинсы и желтую застиранную кофту, предназначенную для особо зябких дней, и нырнула под одеяло.

Взяв куклу в руки, Саша потрясла ее, пока не открылись выцветшие равнодушные глаза. «Слушай меня, Дуня, – сказала Саша, – слушай. Рассказываю тебе сказку, рассказываю. Жил-был на свете город. Громадный! Большой город посреди степи. Кто его построил, неизвестно! И зачем построили, тоже никто не знал».

* * *

«Что у нас по газу?» – Директор завода Александр Дегтярев посмотрел на начальника газовой службы. «Пока перерасход», – пожал тот плечами. «И какого хрена?! Вы что, мать вашу, газ налево толкаете?» – «Ну почему обязательно налево? На прошлой неделе было две запоротые плавки, причем не по нашей вине. В понедельник плотность металлолома была низкой, а в субботу ночью, как уже было три месяца назад, взрыв был в печи. Да вы же сами знаете! Заглушили, конечно, плавку. Ну, вот и перерасход».

«Что там по взрыву? – Директор посмотрел на начальника электросталеплавильного цеха. – Когда вы наведете порядок?!» «А это вы у Васи Петренко спрашивайте!» – Начальник цеха перевел стрелки и продолжил рисовать ужасные рожи в зеленой тетрадке в клеточку. «Это все, что ты можешь сказать?» Начальник цеха снова отложил карандаш. «Новые стержни, Александр Степанович, заказаны и оплачены, сегодня к ночи установим. Ремонтная бригада работает круглосуточно. Теперь все».

«Петренко, где ты?! Петренко, красавец! Где ты, когда с тобой директор разговаривает?! Встань передо мною, как лист перед травою! Что там снова случилось?! Когда ты научишься работать?! Или тебя перевести в слесаря?» – «А я не против, – пожал плечами Петренко. – И при чем тут кто, если в металлоломе газовый баллон?!»

Дегтяреву позвонили на мобильный. Он принял звонок и стал слушать. Василий Иванович вздохнул и посмотрел в окно. Здесь, в зале, было тихо и сонно, а там, за огромными витражными окнами, плыла в паутинах и звонах ранняя весна. Небо в облаках было молодое и пугливое, как заяц. То глянет, то спрячется. Хотелось выйти на улицу, вкрадчиво войти в магазин «Металлург», купить три бутылки портвейна и встревоженно их выпить. Пить, изучая небо. Подрабатывая угловатым мощным кадыком после каждого крупного глотка. Вдыхать облака. Впитывать весну подошвами мокрых сапог, большими кулаками с шишками разбитых косточек, волосатой грудью, в которой в последнее время все чаще сквозил странный холодок. Большими горько-зелеными глазами.

Пить портвейн следует так, чтобы он смешивался с ветром, думал Петренко, смешивался и бурлил. Чтобы ветер становился хмельным, а портвейн горьковатым, как ветки сирени, как выброс печи, как междуножье сладкой дурочки Сашки, ведьмы и наута. Дымя сигаретой, леденеть на апрельском ветру. Стоять, как полный портвейна собор, раскачиваясь куполами. Звонить колоколами в квартиру Петровны в надежде обнять ее развратную дочь.

«Продолжай, голубь», – ласково проговорил директор. «Ага, – вернулся к происходящему в зале Петренко, – так вот. Баллоны приехали в цех с копрового вместе с шихтой. Фули, извините за мат, я ее руками перебирать буду? Этот баллон хрен увидишь! Сорок тонн шихты! Так что все вопросы к начальнику копрового. Пусть приемка работает на составах! И пока не проверят каждый вагон, пусть бумаги поставщикам, извините за мат, пидармотам, не подписывают. Вот такое мое рационализаторское предложение. А то каждый раз, как взрывается, так Петренко виноват. Да я в этом цеху и днюю и ночую».

«Знаем мы, как ты ночуешь, – проговорил женский голос с галерки, – а главное – с кем». – «Диспетчера, сучки», – ласково подумал Петренко.

После собрания расходились долго. Курили на этаже, потом на улице у конторы. Смеялись. Передавали последние сплетни. Поговаривали, что город уже практически добился закрытия завода, хотя это дело трудное. Почти невозможное. Поговорили о том, даст ли закрытие завода какой-то эффект в метафизическом смысле слова. Ведь он единственно важен, что бы там ни писали в прессе об экологии. Никто не имел четкого мнения, но было понятно, что в закрытие завода народ не верит.