Он уже много лет занимался этой проблемой, изучая пожары в Ракшаве и других местах, делал весьма подробные заметки на основании газетных статей, усердно изучал труды специалистов, просматривал огромные объемы соответствующей статистики.
Немалую помощь в этих оригинальных исследованиях составили исключительно подробные карты едва ли не всех районов страны и даже зарубежья, составленные с неимоверной точностью, которые штабелями лежали в его библиотечных шкафах. Там были планы столиц, городов и поселков с целыми лабиринтами улиц, улочек, площадей, переулков, садов, парков, скверов, общественных зданий, церквей и жилых домов, настолько педантично и добросовестно исполненные, что человек, впервые в жизни попадавший в незнакомую местность, при помощи этих планов мог ориентироваться в ней легко и свободно, как у себя дома. Все они, пронумерованные с великим тщанием, разложенные по уездам и округам, только и ждали действий владельца; ему достаточно было протянуть руку — и перед ним послушно разворачивались прямоугольные и квадратные холсты, клеенки или бумаги, услужливо посвящая в свои детали и особенности.
Чарноцкий часами подряд корпел над картами, изучая расположение домов и улиц, сравнивая планировки городов. Работа это была очень утомительной и требовала изрядного терпения; ибо не всегда результаты появлялись сразу, и не раз приходилось долго ждать хоть какого-то положительного результата. Однако Чарноцкого нелегко было остановить. Заметив несколько раз какую-то подозрительную деталь, он вцеплялся в нее обеими руками, как клещ, и унимался не ранее, чем находил предыдущие или последующие ей элементы.
Плодом этих многолетних исследований стали специальные, составленные им «карты пожаров», а также так
- 332 -
называемые «пожарные видоизменения». На первых были обозначены места, строения и дома, которые когда-либо подвергались воздействию огня, без оглядки на то, были ли ликвидированы следы пожара и исправлены повреждения или же пожарище оказывалось брошенным на произвол судьбы. Другие же планы под названием «пожарные видоизменения» подчеркивали все перемены, произошедшие в расположении домов и построек под влиянием огненного бедствия; все изменения и мельчайшие отклонения от состояния, предшествовавшего пожару, были отмечены на них с изумительной педантичностью.
Сопоставив карты обоих типов, пан Антоний с течением времени пришел к весьма любопытным выводам. Соединяя линиями пожарища в различных местностях, он убедился, что в восьмидесяти случаях из ста пункты пожаров образовывали контуры причудливых фигур; преимущественно это были силуэты маленьких забавных созданий, которые временами походили на детей-уродцев, иные же скорее напоминали животных: каких-то обезьянок с длинными, игриво закрученными хвостиками, каких-то проворных, изогнувшихся дугой белок или безумно причудливых мартышек.
Чарноцкий «извлек» из своих чертежей целую галерею таких созданий и, раскрасив их киноварно-огненной краской, заселил ими свой оригинальный, единственный в своем роде альбом с надписью на обложке Альбом стихиалей огня и пожара. Вторую часть этой коллекции составляли Фрагменты и проекты — множество гротескных фигур, незавершенных форм, едва угадываемых образов. Были здесь эскизы каких-то голов, фрагменты туловищ, куски рук и ног, части каких-то косматых растопыренных лап; местами появлялись также геометрические фигуры, какие-то полусвернутые, потрепанные полотнища или щупальцевидные заросли полипов.
Альбом Чарноцкого производил впечатление капризной фантазии какого-то художника, который, любуясь гротескно-дьявольской стихией, заполнил его множеством злобных, химерических и непредсказуемых созданий. Кол¬
- 333 -
лекция начальника пожарной охраны выглядела как шутка, яркая красочно-алая шутка гениального художника, которому приснился какой-то причудливый сон. Однако временами эти фантазии леденили кровь в жилах...
Второй вывод, к которому самобытный исследователь пришел после многолетних наблюдений, представлял собой тот факт, что пожары чаще всего возникали по четвергам. Пожарная статистика показывала, что в подавляющем большинстве случаев ужасная стихия пробуждалась ото сна именно в этот день недели.
Чарноцкому это не казалось чем-то случайным. Напротив, он нашел частичное объяснение данному явлению. По его мнению, оно проистекало из самой сути характера этого дня, символом которого было его название. Ведь четверг, как известно, с давних времен был днем громовержца Юпитера; впоследствии его название вошло в языки многих народов. Германская раса небезосновательно назвала его днем грома: Donnerstag и Thursday*. А полные лапидарной латинской мелодичности giovedi, jueves и jeudi** — разве не указывают они именно на такое истолкование его сущности?
Добравшись до этих двух важных для себя выводов, дальше он пошел по пути предположений. Имея философское образование и отчетливую склонность к метафизическим обобщениям, в свободные минуты Чарноцкий штудировал работы мистиков раннего христианства и досконально обдумал несколько средневековых трактатов.