Демон движения

Лавр слушал. В первые недели ему казалось, что он уже слышал одну из этих старых баек, что среди людей ходят, да старухи у зимних костров напевают. Ему объяснили его ошибочное понимание веры и прочего... Тогда он начал размышлять. Как же тогда быть с той силой, что он считал высшей? Разве она не от земли-матушки, бессчетными травами обильной, борами шумными, водами влажны¬

- 59 -

ми?.. Как же быть и с тем умением ясновидца, которое людские болести ему являло? Разве не из лона той матери вышло оно, что в радостной мощи своей, пламенной силой солнца дарованной, цветами ароматными полнится, млеком течет?..

И скорбь безбрежная и разочарование заполонили душу. Великая старая вера остывала, гасла... Каким же ничтожным и никчемным показался теперь ему этот обожаемый мир, этот Бог зари жизни... Завязалась дикая борьба. В нем словно было два человека, два смертельных врага; он чувствовал, как в изломах души перемещаются старые пласты верований, словно каменные глыбы, выдавленные из темных подземных областей, рассыпаясь на осколки и опадая на самое дно, густо устилая его мелким крошевом... Охваченный предчувствием смертельно раненного зверя, он убегал, скрывался в самых недоступных уголках острова. Не помогало. Всегда во снах маячило прекрасное, продолговатое лицо Того, с картины в светлице, Пастыря доброго и смиренного. И уже не отказывался слушать; хворал только все чаще и силы терял. Над головой его зависла мертвая рука какого-то жуткого призрака и грозила местью. Видел ее прямо над собой, отчего боялся поднять глаза, хотел сжаться, исчезнуть; только не ведал, как это получилось и почему, но что ждать осталось недолго — был уверен...

Они вышли из светлицы во двор перед хатой. К воскресной вечерне должно было проясниться. На западном склоне неба несколько веретенообразных полос плавили края в закатывающемся умирающем солнце. Черные стаи галок, клювами врезаясь в синеющую лазурь, прочерчивали по ней темные, расходящиеся тропы. На землю спускалась вечерняя роса, даруя свежесть травам на окрестных пастбищах и лугах...

Со стороны села плыл жалобный отзвук маленького церковного колокола, чтобы сообщить людям благочестивым, что пора отметить тот момент, когда Ангел Господень принес весть Пречистой Марии, что она зачнет сына...

Магда с Розалкой опустились на колени, обратившись лицами туда, где меж ветвей тлел закат...

- 60 -

- Ангел Господень возвестил Марии... — громко начала ведьма, и, услышав ее голос, дочь, словно вторя ей, уже сильнее, с угрозой в глазах впиваясь взглядом в хмурое лицо стоящего Лавра, повторила призыв...

Он пошатнулся, как подрубленный, преклонил колено и голосом глубоким, хотя и измученным ответил:

- И зачала от Духа Святого...

Потом молились уже все вместе. Закончив «Аве, Мария», вздохнул тяжко и сказал тихим добрым голосом:

- Кланяемся Пресвятой Деве...

Внутри у него что-то окончательно сломалось...

Взялся в третий раз. Принял дитя из рук матери и начал тереть ему темя. Когда-то достаточно было легкого касания пальцев, чтобы растворить подобные шишки. Сейчас они не хотели уступать, напротив, казалось, что они еще сильнее твердели под нажатием рук. Мальчик стонал и плакал, на ногах вздувались налитые кровью опухоли...

Меж людей, собравшихся в ольшанике, прошелестело глухое ворчание; смотрели удивленные, пораженные, глазам не веря. У некоторых во взглядах мелькали насмешки и злая радость. Кирпичный румянец полз по побелевшим щекам Лавра. Прошло уже два часа с того момента, как он занялся ребенком. Решил закончить. Напрягся, сосредоточил все силы и обхватил обеими ладонями его голову: напрасно... руки лежали безучастно, не реагируя на это прикосновение как когда-то раньше, моментально и ошеломительно. Полумертвый, посиневший, Лавр отдал ребенка матери. Та принялась осыпать его самыми злыми оскорблениями, пока ее не увели старейшины. Тогда он сказал окружившей его толпе:

- Ступайте с Богом, люди добрые, и не поминайте меня лихом — расточилась сила моя...

Ушли. Вдали еще был слышен шум голосов, звон распутываемой цепи, прозвучал глумливый смех... Потом мерный плеск весел и... все стихло...

Лавр остался один.

- Сбылось... — повторяли бездвижные губы.

- 61 -

— Сбылось... — просвистал пролетевший ветер и затерялся в камышах...

— Сбылось... — зашуршали воды и потекли дальше...

Невыносимая боль угнездилась под черепом и колотилась внутри. Иногда думал, что она все связки распирает, швы ослабляет. Кто-то повесил между ушами исполинский колокол и бил набат бронзовым языком. В голове поднялась чудовищная буря и крутилась, крутилась без перерыва, без остановки... Взбесившиеся нервы обливала кипящая кровь, водопадом заливающая мозг...

С трудом овладел собой. Приговор был ясен: все... пропало!.. бесповоротно, безнадежно. Тяжко... судьба так хотела... Оставила его...