Демон и Бродяга

– Я скажу за тебя, Цырен. Тебе стало известно о камланиях с человеческими жертвами. Ты опасаешься, что враги русского президента разбудят темные силы, в которые тебе не пристало верить. Ты опасаешься, что я буду недоволен твоей дружбой с русскими Качальщиками. Ты опасаешься, что я узнаю о том, что у тебя на шее, под одеждой, висит шаманский бур-хан?

– Да, почтенный, – Цырен изумленно поднял глаза. – Но… но как вы?..

– Как я узнал? – тепло рассмеялся настоятель. – Это просто. Слушай меня, Цырен, я сам намеревался разбудить тебя. И мне вдвойне горько, что ко мне пришел лишь ты, а прочие спят.

– У них нашелся шаман, годный служить на две стороны, – Цырен выдохнул, словно кинулся в ледяную прорубь. Теперь его речь спешила, лилась открыто, уже не сдерживаясь перед настоятелем. – Шаманы камлали на священной горе, само по себе это очень опасно, я знаю от отца. Но даже дюжина великих не может сдвинуть песчинку над могилой того, кого они хотят разбудить. Им не хватало трех вещей, почтенный настоятель, но я опасаюсь, что они их получили. Им не хватало свитков Кокэчу, который, по преданию, ткал белое знамя для самого Тэмучина, и не хватало сильного шамана, годного нырнуть в царство мертвых. Почти не осталось таких, после того…

– После того как ушел твой отец, – ласково кивнул настоятель и протянул Цырену пиалу: – Выпей! Итак, ты полагаешь, что шамана и свиток они нашли, чего же им не хватает? Ведь ты упомянул три составляющие. И стоит ли нам так серьезно заботиться о том, что происходит в месяце пути от Байкала?

– Третья составляющая – это человеческая кровь, – Цырен понурился, словно вновь застыдился того, что слишком хорошо знал обычаи таежных колдунов. – Они научились приносить жертвы Эрлиг-хану человеческой кровью, чего не делали тысячи лет. Вы слышали железный смех, почтенный настоятель?

– Это металл, ведь так?

– Да, почтенный. Это значит… простите меня, настоятель, вы не верите в то, что духи нижнего мира пьют кровь людей…

– Неважно, во что верю я, – холодно уронил бобо-лама. – Важно лишь то, что является истиной. А порой истина и вера весьма далеки друг от друга, брат мой. Говори, я отнесусь серьезно к любым твоим словам.

– Железный смех, почтенный. Это смех мертвых машин, брошенных в тайге до Большой смерти. Эзэн подземного царства получил кровь и поселил бурханов в эти машины. Они за кем-то охотятся, почтенный настоятель, они ищут новой крови.

Настоятель дернул за шнур. Где-то в подвале дацана отозвался колокольчик.

– Возьми на кухне еду и лети, я распоряжусь, чтобы тебе дали моих лучших драконов, – боболама смотрел в окно на темный притаившийся город. – Но помни – ты ни с кем не должен драться. Посмотри и возвращайся, а думать будем вместе. Я не сплю вторые сутки, Цырен, у меня плохие предчувствия…

11 ВАРВАРА

Она вышла из бани распаренная, душистая, насквозь пропахшая медом и какой-то терпкой травой, с распущенными влажными волосами и в длинной мужской рубахе до колен.

– Что? – Варвара замерла с приподнятой ногой, опираясь лишь на кончики пальцев. – Что ты смеешься?

– Ты сейчас похожа на зайчонка, – улыбнулся Артур. Он выловил в очаге головню, зажег еще три свечи.

Словно в унисон треску свечей застрекотали сверчки.

– Я? Это я, что ли, на зайчонка? – Она прыснула, с недоумением разглядывая в тусклом пристенном зеркале свои крепкие плечи, блестевшие сотнями мелких капелек.

– А на кого ты хочешь быть похожа? – Артур подошел к ней сзади, вдохнул запах волос.

Она снова пахла медом. Кажется, этот запах не могла прогнать никакая баня.

Варвара затихла. Словно перестала дышать в тот миг, когда он прикоснулся к ее розовой спине. Артур медленными цепкими переборами задирал на ней рубаху, неотрывно рассматривая в зеркале ее черные дикие глаза. Их глаза находились почти на одном уровне, и, только когда он поймал ладонями ее горячие бедра, когда повел ладони вверх, она безвольно откинулась назад, опрокинув затылок к нему на плечо.

Коваль в восторженном изумлении гладил ее ноги, чувствуя себя солдатиком, на которого положила глаз супруга ротного капитана. Варвару нельзя было назвать дородной; сняв с нее рубаху, Артур убедился, что эти каменные мышцы скорее годятся для метательницы дисков, чем для кустодиевской купчихи. Внутренняя поверхность ее бедер заросла густым шелковистым волосом, но это совсем не показалось Артуру отталкивающим, скорее, наоборот.

«Неужели оттого, что давно не раздевал женщину?» – с усмешкой спросил он себя и тут же поймал себя на этой лживой усмешке, поймал себя на попытке обмануться, запудрить самому себе мозги, потому что дело обстояло гораздо хуже и вовсе не упиралось в длительное воздержание.

Совсем рехнулся! Полуграмотная дикарка, не бреющая ног, не стригущая ногтей, через слово – матерщина, хорошо хоть в баню сходила, и больше двадцати лет разница, и невозможно от нее оторваться, безумие, полнейшее безумие, наваждение, погибель…

– Пяткам холодно, – шепотом пожаловалась она.