Демон искушения (ЛП)

— Уже лучше, — как будто из ниоткуда раздался голос Короля. Бард видел серебряные капельки, повисшие на кончиках чёрных как смоль ресниц. В них отражалось мерцание догорающих свечей. То, что они делали, было в корне неправильно, и в то же время это казалось таким естественным! — Намного лучше, любовь моя.

Каждое слово, каждый взгляд Короля был преисполнен любви и обожания. Не было ничего удивительного в том, что принц поддался демону искушения, коим, без сомнения, был Лесной Король. И не только Леголас, потому как Бард тоже попал под чары Лесного Колдуна.

— Восхитительно, — слова сорвались с губ Трандуила, прежде чем тот понял, что сказал это вслух, затерявшись в удовольствии, которые дарил влажный рот каждому сантиметру его члена.

Восхищённый призрачным самообладанием Трандуила, Бард ускорил темп, пока совершенное тело не начало трепетать в его руках, содрогаясь словно листик на ветру. С каждым поступательным движением, с каждым бескомпромиссным толчком Леголас насаживался на член отца глубже, а тот рассыпался от его жарких развратных поцелуев на мириады осколков, практически теряя сознание.

— Больше, — лёгкая рябь на некогда сталой воде превратилась в волны, и с каждым толчком в горло сына Трандуил чувствовал, как в глубине кажущегося спокойным океана чувств рождаются первые едва различимые признаки оргазма, столь яркого и неистового, что он будет подобен шторму.

Если поначалу Бард и колебался, то теперь сомнениям он более не был подвержен. Движения его стали уверенными, жёсткими, ритм почти безжалостным. Одной рукой он удерживал принца от бесславного падения, другой играл с болезненно твёрдым членом юноши и митриловыми колечками.

— Это нечестно! — пожаловалось бесхребетное тело, находившееся на грани обморока, когда ему в кои-то веки позволили сделать вдох. — Я так хочу кончить и не могу. Такое чувство, что у меня внутри бушует пожар, и он испепелит меня дотла. Сожги меня. Прошу тебя, сожги и возроди из пепла. Молю тебя, Король Дейла, позволь мне кончить и я сделаю всё, что…

Толстый член, бесцеремонно вторгшийся в рот, оборвал принца на полуслове. Изумрудные глаза опасно сощурились, а губы сложились в тонкую линию, рождая подобие улыбки.

— Какая же ты продажная шлюха, — Король небрежно потрепал отпрыска по щеке. — И, судя по выражению лица Короля Дейла, повесь я на тебя ценник, он и впрямь отвалил бы за тебя толстый кошель золота.

Бард никогда не платил за любовь. Он любил и его любили в ответ. К тому же, у него попросту не было денег, чтобы спускать их на шлюх. Но за ночь с сыном Лесного Короля он бы последнюю рубаху отдал, не то что коня. Безупречный красавец вызывал устойчивое привыкание, подобно наркотику просачиваясь в кровь. Никто и никогда не дарил ему столь острое и чистое удовольствие в постели.

— Это нечестно! Я хочу кончить!

— Нечестно, — согласился с ним Трандуил. — Но для зрителей ты играешь куда более душевно, чем обычно.

Леголас и сам не понимал почему, но это была чистая правда. Несмотря на то, что оба мужчины брали его грубо, доводя до слёз, заставляя кричать, принц не мог оторвать глаз от зеркала. Из Зазеркалья на него смотрел зверь с обсидиановыми глазами, такими тёмными, пожирающими его, и они смотрели на него, не отрываясь. А потом зверь подался вперёд и вонзил острые клыки в его плечо, заставив орать от боли.

Это, всё это, было слишком. И Леголас невольно закрыл глаза. Буквально на миг.

— Открой глаза. Смотри, как мы оба трахаем тебя.

Бард сделал вдох и забыл выдохнуть. Грязные слова Короля подтолкнули его к краю и он сам не заметил, как его пальцы зарылись в белоснежные волосы, сплетаясь с пальцами Трандуила. На долю секунды глаза любовников встретились и мир перестал существовать. И не было в нём никого, лишь пустота и двое их.

— Великолепно, — с этими словами Король убрал руку с затылка сына, передавая бразды правления над своим несносным отпрыском в руки Барда. Над всем, что происходило между ними. К удивлению Трандуила, человек подхватил их и правил весьма уверенно, заставляя Леголаса сосать его королевский член в том же темпе, в котором он сам трахал мальчишку до беспамятства.

Никогда, даже в самых дерзких и несбыточных мечтах, он не представлял, что может оказаться вовлечён в нечто столь развратное, как никогда он не помышлял о том, что такие вещи вообще существуют в огромном-преогромном мире. И теперь он оказался в самом эпицентре воплощённого греха. Бард не хотел комментировать это вслух, но слова вырвались сами собой, пролившиеся на благоприятную почву.

— Разве ты не слышал приказ своего отца, эльфёнок? Смотри на меня, когда я прикасаюсь к тебе, когда я трахаю тебя, когда мы трахаем тебя.

Не существовало более точного определения тому, чем они занимались, потому как это не имело ничего общего с тем, что обычно именовали актом любви. Нет, это было воплощением плотского удовольствия, чего-то дикого, первозданного, звериного. Для этих эльфов более не существовало ничего праведного и светлого.