Демон Максвелла

— Подержите, миссис Уиттиер, а я постараюсь подыскать мистеру Коуну более соответствующий сосуд.

— Я все сделаю, Монтгомери... — подбегает его свояченица.

— Нет, — отвечает он, — я сам это сделаю, — и она замирает.

Отис протягивает руку за другим стаканом, бормоча, чтобы никто не беспокоился, и мистер Келлер отвечает, что никто и не будет беспокоиться. Отис застывает, не осмеливаясь взглянуть ему в глаза.

Дети начинают нервничать, и я говорю:

— Послушайте, мистер Келлер, если даже у Отиса есть свой стакан, неужели я не достойна своего?

Шерри, родившаяся под знаком Весов и являющаяся миротворицей по природе, подхватывает:

— Это же прабабушкин день рождения!

И все дети, включая Тоби, начинают вопить:

— Да, да, дайте бабушке стакан!

Мистер Келлер отрывает свой взгляд от Отиса и переводит его на меня.

— Конечно, — смеется он. — Простите меня, миссис Уиттиер. — Он подмигивает и показывает на Отиса большим пальцем. Я тоже подмигиваю ему и киваю, давая понять, что и сама не раз была близка к тому, чтобы свернуть ему шею.

Он уходит в автобус, а дети снова набрасываются на пирог и мороженое. Терпеть не могу, когда люди ссорятся, и всегда отличалась способностью сглаживать острые углы. Когда я жила с Леной, Девлин и Бадди постоянно ссорились из-за того, чья очередь постригать газон. Пока они выясняли отношения, я брала газонокосилку и принималась за дело, после чего они появлялись с побитым видом и завершали начатое. (Если говорить начистоту, я занималась откровенной провокацией.) Поэтому я считаю, что буря миновала, и тут мистер Келлер-Браун выходит из автобуса с тремя стаканами бренди. Свой я выливаю на землю, наполняю его пуншем и чокаюсь с детьми. Отис заявляет, что он меня понимает, так как ему уже не раз исполнялось восемьдесят шесть. Все смеются, и вся неприязнь к нему растворяется в пространстве. Не проходит и пяти минут, как он снова начинает нести полную околесицу.

Я открываю подарочки, преподнесенные мне детьми, и обнимаю всех. Бадди подкидывает в костер полешки. Мы садимся вокруг и начинаем петь, а дети жарят на огне алтей. Фрэнк Доббс прыгает вокруг с губной гармошкой, а бородатый черный парень стучит в барабаны мистера Келлера. Девлин бренчит на гитаре, хотя никогда и двух аккордов взять не мог, костер догорает, и сквозь новорожденные листики начинает просачиваться лунный свет. Бетси и жена Бадди забирают детей в дом. Мистер Келлер-Браун уводит Тоби, все еще обнимающего котенка, в автобус, после чего возвращается с баночкой каких-то драже, которые бросает на угли. Настоящая ливанская мирра, — говорит он. Она распространяет свежий и пряный запах, как кедровые ветки осенью. Потом он приносит подушки, мужчины рассаживаются и начинают обсуждать законы мироздания, и тут я понимаю, что мне пора.

— Ну и где моя сумка? — шепотом спрашиваю я у своего внука.

— В хижине, — отвечает он. — Бетси там уже тебе постелила. Идем, я тебя провожу. — Я говорю ему, чтобы он не беспокоился — на небе яркая луна, к тому же я могу ориентироваться на этой ферме с завязанными глазами, — и желаю всем доброй ночи.

В осинах трещат цикады. Я прохожу мимо старого плуга Эмерсона, который кто-то, судя по всему, пытался превратить в подставку для почтового ящика, но так и не довел дело до конца и бросил его ржаветь в траве. Мне почему-то от этого становится грустно, и я замечаю, что цикады тоже затихли. Я медленно бреду почти до самой изгороди, и тут он внезапно возникает передо мной — шипящая остроконечная черная пирамида.

— Не смей лезть ко мне и моему мальчику! Слышишь? Больше никогда! Ты меня поняла?!

Я, конечно, пугаюсь. Но не могу сказать, что я очень удивлена. Потому что сразу догадываюсь, что это за черная пирамида и откуда раздается это гортанное шипение. К тому же я понимаю, что он имеет в виду.

— Я позволил ему взять чертов кулон, сказал себе: «Она старуха. Просто старая. Не соображает». Но разводить те же сопли вокруг сраной кошки — это уж слишком!

Кто-то сзади огромными лапами обхватывает мою голову, заставляя смотреть ему в глаза. Пальцы зажимают мне рот. Мне не вскрикнуть, не отвернуться, не моргнуть.

— Белый ангел! Белая мамочка-ангел, блин! Я тебе покажу белого ангела!

И тут, о Господи, он словно откидывает с лица темное покрывало. Две груди, колыхаясь, надвигаются на меня, пока черные соски не прикасаются к самым моим глазам... заставляя сосать... вливая в меня такие образы и мысли, которые разум отказывается воспринимать... «Пусть текут мимо», — говорю я про себя и представляю утку, омываемую дождем. Наверное, эта бултыхающаяся утка оказывается для него полной неожиданностью, потому что он начинает моргать. Я ощущаю, как невидимые руки выпускают мою голову, и понимаю, что за моей спиной никого не было.

— Берегись, пока я тебя не поймал...

Утка вытягивает шею и крякает. Он ерзает и снова мигает.

— И чтобы ты больше не смела за моей спиной влиять на моего сына! Поняла? Отец сам позаботится о своем ребенке. Понятно?