Демон наготы

— Ну, в конце концов, — пристала она ко мне однажды, — хоть скажи по крайней мере, но только честно, искренне, — ведь, в сущности, ты теперь от начала до конца мой. Ты, если хочешь, со мной пал. Ты живешь одинаковой со мной жизнью. Пора же бросить в таком случае эти слюнтяйские мечты о каком-то розовом рае, о какой-то идиллии чистоты и тишины. Если уж попал со мной в яму, то и сиди со мной в яме, голубчик…

— О, — ответил я ей, — ты не знаешь самого главного. В духовной природе человека все очень мудро, хотя и несколько неожиданно устроено. Разве ты не знаешь, какую роль играли в духовном спасении человека его низменные инстинкты, его падение и тот «сосуд скудельный», который именуется женщиной и который способствовал его падению? Нет. Как это ни странно, но грех приближает к святости и падение пробуждает в душе инстинкты чистоты и возвышенности. Этим мудро установлен нерушимый жизненный баланс, благодаря которому душа есть нечто абсолютно спасенное и не подлежащее полному падению и провалу в яму порока и низменности. Что в таком случае делать бедному духу тьмы?.. Он бьется над неразрешимой задачей. И ты его маленький апостол, пускающий в ход, когда нужно, свои волнистые белые бедра с их удивительной кожей и эти удивительные страшные линии бедер……………………….Ах, можно делать все, нет такой суммы пороков и зла на земле, которые не могли бы быть искуплены! Только потому мир существует в таком виде, как он есть и Бог попускает его злодеяния, войны, бойни, падения душ и тел и мерзость запустения в человеческом мире… Спастись можно. Даже больше: не спастись нельзя. Так устроена человеческая душа; таково человеческое сознание. Вот почему, чем ниже я падаю с тобой, тем ближе я подступаю к моим неведомым еще мне внутренним целям. Пусть вырастает в душе отвращение. Пусть я не могу преодолеть наслаждения стыдом и бесстыдством, ощущений, даваемых зрением и осязанием в наготе твоего тела. Пусть все… Но ты не закроешь моего пути. Он все равно передо мной…

— А, ну, если так, то чем хуже, тем лучше… Тогда давай уж я развлекусь несколько по-иному. Я исполню несколько своих…….желаний, милый, тлевших во мне под спудом. Ведь не всегда можно все сделать, как хочешь. В обществе столько условностей!

— Чего же ты хочешь?

— Есть вещи в городах, которых я еще не видела. Вы, мужчины, можете…….свое чувственное любопытство удовлетворить вполне. Вам доступно все. Вы бываете в домах свиданий, в притонах тайной продажной любви, в игорных домах, во всех домах, где разнуздывается человек и живет вовсю без стеснения. Там деньги и инстинкты побеждают все. Ну, я видела далеко не все это.

И она рассказала мне свои намерения, пробужденные атмосферой этого торгового, кипящего рынком и человеческими аппетитами города.

— Я сразу почувствовала, что здесь это, наверное, в широком масштабе. Ну, здесь же много купцов, дельцов, кутящих адвокатов, инженеров, актеров и прочих веселых и предприимчивых людей. Они умеют жить, дорогой мой, не то, что мы с тобой. Мы пойдем с тобою всюду. Не беспокойся, у меня денег хватит. Пойдем в клубы, в игорные дома, в притоны… Я хочу, наконец, посмотреть, как эти женщины живут, как они продаются… Я ничего этого не видала. Ах, читать только в романах, это, мой милый, мало… Мне надо самой подышать этим воздухом…

— Ты жаждешь подышать человеческой вонью, — сказал я ей.

— Я жажду подышать этим отравленным воздухом, ты прав. Это интереснее, чем чистый свежий воздух где-нибудь у реки или в лесу. Ей-Богу же, милый, это интереснее, — искренне сказала она. — Ах, если бы ты знал, как я ценю сильную, здоровую животную волю в человеке… У тебя ее нет. Но у тебя есть другое: ты меня удивил своей, если хочешь, извращенностью, своими фантазиями, своей книжностью. Ты не знаешь страсти, но зато вряд ли знает кто- либо другой так сладострастие…

— Значит, решено… — Она в восторге кружилась по комнате и душила меня в своих мощных руках.

— У меня бешеное любопытство, — признавалась она. — Ах, разве мое любопытство может кто-либо удовлетворить? Ну, что ваши писатели! Разве они пишут о жизни! Нет, я хотела бы прямо пойти в каморку к какой-нибудь проститутке и порасспросить у нее обо всем, даже о том, чего она сама не хочет замечать, на что она смотрит с тупым терпением. Пусть бы она порассказала мне все живьем, понимаешь… Ну, вот какой гость был только что, в каком он был пальто и какие прыщи у него были на лице или на груди. Как он ходил по ее комнате, как присел на ее кровать.

Понимаешь, все человеческие гнусности хотела бы я знать… О, как к этому относиться! А я на это смотрю, как на детские шалости. Только любопытно, и больше ничего. Ведь это все наше человеческое. Но у меня просто жадное любопытство ко всей человеческой возне, ко всей гуще человеческой. Я бы хотела войти, влезть в нее, дышать запахами комнат, мебели, пота, ну, просто утонуть во всем этом теплом и живом… Ты не понимаешь этого? В тебе нет этой жадности к живому?..