Демон пучины

— Поскольку мой новый друг, хм, повредил дверь в крысятник, — заплетающимся голосом начал хозяин хибары, — то я позволю себе войти без стука. Господа обсудили все свои дела? Господа желают вина и песен? — Этот кривлявшийся горбатый шут умел моментально разрядить любую тяжелую обстановку. — Мы с приятелем выучили несколько превосходных зембабвийских народных песен!

Светильник, поставленный на стол, помог увидеть сразу две удивительные вещи: во-первых, совершенно пьяного Зубника и, во-вторых, ослепительную улыбку Оллердалена, во рту которого красовались новехонькие белые зубы!

Они попрощались совсем коротко, непривычным было рукопожатие левых рук, забинтованную правую Кастеджо неловко прижимал к себе. Никто уже не уговаривал Конана остаться на ночь в Саусалье, киммериец сразу по приходу слуги приказал Оллердалену собирать припасы и грузить бесчувственного Зубника в лодку. Сна не было в помине, а ночной реки он не боялся, — если уж Од'О так понадобился именно король Аквилонии, пусть заботится об этом сам.

Строгое лицо Кастеджо и непроницаемое — горбатого певца Оллердалена, стоявших на берегу, быстро скрыла ночная тьма. Небо было ясное, и скоро на их путь легла блестящая лунная дорожка. Усталость, но не физическая, а душевная, все же давала о себе знать. «Спешить, — думал Конан, сидя ни корме и глядя вдаль, — Мне надо спешить»

Ночь прошла спокойно, несколько раз на! короткое время Конан проваливался в тяжелый сон, моментально просыпаясь от любого тихого всплеска. Необычно было ночью идти по реке, особенно неприятным это стало после захода луны. По расчетам киммерийца, до Мессантии им еще предстояло не меньше семи дней пути. Вынужденное безделье злило Конана, о том, что он будет делать, достигнув моря, не хотелось даже думать. Куда ведет их лодку злобный демон? Какие гнусные цели преследует? От безответных вопросов голову начинало ломить, стараясь отвлечься, он начинал смотреть по сторонам, хотя что можно увидеть темной южной ночью с середины широкой реки? На дне лодки похрапывал Зубник, изредка жалобно вздыхая во сне.

Утренний туман, накрывший реку, заставил киммерийца поплотнее закутаться в теплый плащ. Бледно-голубое сонное небо обещало жаркий день, а пока сырость пробирала до костей. Слуга подобрал под себя ноги, холод добрался и до него. Далеко на берегу уже распевались ранние птицы. Конан наклонился вперед, и, усмехаясь про себя, накрыл ноги слуги толстой курткой. Когда он выпрямился, то от неожиданности вздрогнул. Бесшумно рассекая речной туман, совсем рядом с ними шла лодка. Огромная, богато убранная, с сидящими по бортам темнокожими гребцами, она легко догнала их простую посудину и теперь шла борт о борт, словно для того, чтобы ее можно было лучше рассмотреть. Конан несколько раз сильно ущипнул себя за руку, но фантастическое зрелище не исчезло: на роскошном сидении, украшенном причудливой резьбой, в полупрозрачном платье, которое струилось, меняя цвета, сидела Зенобия и задумчиво перебирала в руках ожерелье. Ни один солнечный луч еще не коснулся драгоценных камней, но оно горело в руках темноволосой красавицы, бросая разноцветные блики на ее лицо. Вот она улыбнулась спокойной счастливой улыбкой и, повернув голову, подставила губы целующему ее мужчине. Задохнувшись, Конан, не веря своим глазам, увидел того, кто властно обнял ее за плечи.

Это был он сам. Забыв осторожность, киммериец вскочил на ноги, чуть не перевернув лодку, но крик застрял у него в горле. Подскочил и разбуженный испуганный Зубник. Протирая глаза, он заорал дурным голосом и схватился за борт. Вопль слуги не разрушил наваждения. По-прежнему двое в лодке целовались, гребцы, подняв весла, бесстрастно смотрели вперед. Конан, — настоящий Конан, в бешенстве сжав кулаки, — видел, как его двойник, легко отстранив Зенобию, с улыбкой протянул руку к воде, чуть шевельнул ладонью, — и огромная волна понеслась от борта на берег. Женщина звонко рассмеялась, щелкнула пальцами, гребцы согласно опустили весла, и через мгновение, набрав скорость, мираж исчез в тумане.

— Кром! — заревел киммериец вслед этой злой насмешке. — Он еще смеет издеваться надо мной! Низкий трус! Тюфяк, набитый гнилыми водорослями! Покажись, повелитель мокриц, я утоплю тебя в твоем собственном болоте! Так глумиться надо мной, королем Аквилонии! Зря ты затеял со мной эти подлые игры! Ты, верно, не знаешь, кого дразнишь! Ну, теперь не жди быстрой смерти, это было бы слишком милосердным, ты будешь до конца жизни по три раза в день мыть ноги мне и моей жене своей собственной кровью, или что там у тебя течет в жилах! Я еще найду для тебя достойную медленную смерть!