Мое рабочее место выглядело следующим образом: три металлические трубы с раструбами, несколько веревочных тяг и вмонтированный в стену громоздкий прибор для определения высоты. Называть этот тихий ужас альтиметром язык не поворачивался. Но спасибо, что хоть такой есть, и отдельное спасибо мордоворотам Грула за то, что не раскурочили его вместе с остальным хозяйством. С помощью всего этого барахла я должен отдавать приказы на посты. Многоопытный Мюльс, правильно оценив всю бездну моей неосведомленности, слезно умолял лишь об одном: четко вперед посматривать, примечая отклонения от курса.
Как в сложившейся ситуации на этот самый курс выходить, ни он, ни тем более я не представляли. Но так как для нас обоих на первом месте стояло желание убраться из тюрьмы куда угодно, мы этим вопросом сильно не озадачивались.
В общем, оценив весь этот примитивизм, я хотел было обессиленно завалиться в капитанское кресло, но вовремя вспомнил, что его, как и многое другое, безжалостно выбросили. Но не так уж обидно, потому как даже Грулу пришлось стоять.
Поручней, кстати, не осталось. И вообще в истерзанной гондоле мало за что можно было ухватиться. А я, руководствуясь мелкой местью, не стал никого предупреждать, что взлет скорее всего будет непростым.
— Отдать балласт!
Дирижабль даже не дрогнул, а ведь всем понятно, что, скинув каменные блоки, удерживающиеся на днище гондолы, он должен скакнуть резвым жеребцом. Вот ведь повезло с командой…
До солдат дошло после третьего раза. Послышались гулкие удары по крыше тюрьмы, пол под ногами заходил ходуном, заскрипели все эти растяжки, расчалки, распорки. Если они с такой же скоростью будут отдавать швартовые, дело плохо, потому заорал во всю мощь легких:
— Офицерам! Проследить, чтобы кормовые швартовые отдали точно по приказу! Я сказал: точно по приказу! Иначе все здесь останемся!
Не знаю, поможет ли, но тут не разорваться: два каната впереди, два сзади, и те и те одинаково важны. А еще важнее последовательность, с которой эти пуповины, связывающие нас с крышей, будут обрываться. Мелкую путаницу мы, возможно, перенести сможем, но при крупной дирижабль завалится на одну из четырех сторон, или перевернется, или врежется в крышу, после чего отскочит от нее подобно мячику. В общем, вариантов масса, и приятных среди них нет.
— Начинаем!
Надеюсь, труба, в раструб которой я это прокричал, донесла звук голоса до Мюльса. Уж на него надежды куда больше, чем на офицеров: толстячок жизнь любит и готов локти искусать, чтобы отсюда выкарабкаться.
— Давайте!
Отмашка солдатам, пристроившимся на крыше прямо у меня над головой. Вот и началось. Один орудовал саблей, второй широким ножом, причем он справился быстрее. К счастью, ненамного: передняя часть дирижабля, освободившись, начала плавно и без перекосов приподниматься. Это хорошо было видно по приближению линии среза крыши.
Сколько там просил Мюльс? Чуть-чуть? А сколько это чуть-чуть? Вроде нос уже прилично задрало. Ладно, будем считать, что пора.
— Задние отдать! Бегом!!!
Мой крик подхватили остальные, пол под ногами дрогнул, срез крыши мгновенно исчез из поля зрения, затем вновь появился в проеме окна и перемещался куда быстрее, чем поначалу. Взревел двигатель, дирижабль рванулся вперед, но все равно нос продолжал опускаться, и я, вцепившись в трубы связи, бессильно наблюдал за неотвратимым приближением темной поверхности тюремного двора.
Пожалуй, это как раз тот момент, когда принято вспоминать всю прошедшую жизнь…
Но нет, мотор завыл раненым зверем, над головой послышался треск напрягающейся несущей конструкции, вроде бы там даже что-то лопнуло. Но ура! Мы выровнялись, и нос даже приподниматься начал. Но опять не все хорошо потому как происходит это куда быстрее от заявленной Мюльсом плавности. Опасно быстрее, это даже для меня очевидно.
Пол перекосился совсем уж безобразно, послышались первые крики, кто-то, завалившись, покатился к корме, увлекая за собой остальных. Как я уже говорил, держаться в гондоле теперь особо не за что, так что процесс быстро приобрел всеобщий характер. Самопроизвольное перемещение пассажирской массы быстро усугубило крен, ведь основной груз теперь сосредоточен позади. Я с замиранием сердца ждал неизбежного момента, когда баллон примет вертикальное положение. Маломощный и к тому же проблемный двигатель не сможет в таком случае продолжать толкать этот гибрид воздушного шара и самолета. Перегруженный аппарат начнет падать, причем вряд ли равномерно. Нас при этом будет швырять во все стороны, выбрасывать в опустевшие оконные проемы, складывать в кучи то в одном месте, то в другом.
Помрем от страха и увечий еще до контакта с землей.
Что-то со свистом влетело в окно, промчалось через гондолу, пронзило деревянную стенку, выбив облачко мелкой щепы и опилок. Биография у меня богатая на события, случалось даже, что стреляли, убить хотели… вот ведь негодяи. Но чтобы вот так, в ситуации, когда ты летишь под исполинской газовой бомбой и кто-то с земли выпускает пули…