Демон-самозванец

Они знают, о чем я сейчас. Теперь перевернуть тележку Нарышкина, вскинуть на плечо выпавшую бухту троса, взвести прихваченный из сейфа «мини-узи», сунуть в карман рюкзака. Да, я помню, что мы не носим оружие и не убиваем, но попадаться мне очень не хочется. Страна у нас такая, что законы иной раз прямо-таки заботятся о злоумышленниках, а не о тех, кто с ними борется, потому охрана зачастую вооружена куда хуже преступников. Надеюсь, насчет местного «спецназа» меня всего лишь запугивали и сейчас на лифте поднимаются те самые люди с поста на входе, то есть простые парни, не забывшие про страх. Очередь над головами мгновенно заставит вспомнить о беременных женах и мизерном окладе.

Это, конечно, на самый крайний случай — если охрана окажется очень уж оперативной.

Дожидаться лифта я не стал. Зачем? Я ведь не рассыпаюсь от старости и болезней, так пару этажей по лестнице в несколько прыжков пронесся. Дверь на крышу под сигнализацией, как и почти все в этом уже изрядно поднадоевшем здании, времени с ней разбираться нет вообще, так что продолжаю заниматься вандализмом — расправляюсь с замком ударом ноги.

Где-то в недрах высотки при этом загорается красный огонек, но он не одинок: моя группа поддержки в данный момент вызывает срабатывания сразу в нескольких местах. Проще всего это проворачивать с окнами, для этого достаточно мощной пневматической винтовки. Наши люди, правда, применяют более навороченные устройства, но суть та же, — охрана фиксирует нарушение периметра сразу в нескольких точках, и на все обязана реагировать. Не так просто понять, какие из них ложные, значит, им придется терять время и силы на проверки.

А мне много времени не надо, я быстро справлюсь.

Только бы сейчас все шло по плану, без новых сюрпризов. Ведь они, эдакие негодяи, предпочитают ходить стаями, а не поодиночке.

Оттолкнуться, вновь оттолкнуться, раз за разом встречая стену здания ногами. Спуск невозможно выполнить молниеносно, но я делал все, что мог, в этом направлении. Удары о стеклопакеты не проходили бесследно: датчики охранной системы их фиксировали, добавляя суматохи. Но если найдется кто-то достаточно умный, может проанализировать последовательность срабатывания и понять, что нарушитель уходит именно этим путем. Плевать, скоро я буду далеко от всего этого.

Трос неприятно задергался, когда до земли оставалось около десяти этажей. Не верю, что веревка обрела способность двигаться самостоятельно, значит, процесс инициирован снизу или сверху. В первом случае люди из команды должны помочь, во втором…

Надеюсь, у вторых нет при себе острого ножа.

При этой мысли трос печально обмяк и начал обвивать мое стремительно снижающееся тело подобно предельно истощенному удаву. Точно знаю, что внизу никто не будет готовить батут на такой случай, потому настроение у меня упало до столь скверной отметки, что словами не выразишь.

А потом упал и я.

Вспышка. Мрак.

Глава 2

— Трульма даатуа манарасс аччитилаас! Фаальтаоксиль науашшараас!

Гм… Неужели я остался жив? Тогда почему меня поместили в кабинет логопеда, да к тому же во время осмотра посетителя, отягощенного колоссальными проблемами с дикцией? Нарышкину до этого несчастного бесконечно далеко, тут даже я без ошибки поставлю правильный диагноз: «Неизлечимо».

Откровенно говоря, глаза открывать пришлось с опаской, потому как готов был увидеть нечто, что видеть совершенно не хочется. Дурные опасения имеют дурную привычку сбываться, вот и это сбылось.

Зря открыл.

Как бы сказать, чтобы получилось незатянуто… Вот есть места, где от одного взгляда сердце петь готово, а душа порхает разноцветной тропической птичкой. Но есть и другие, где не то что петь — матом ругаться не захочется: мрак, тоска беспросветная, покосившиеся могильные кресты, смрад разложения и омерзительно каркающее воронье.

Вот я, к сожалению, оказался именно в другом.

Обстановка помещения прямым текстом намекала на застенки, причем не цивилизованные полицейские, а самые что ни на есть пыточные, времен если не Бориса Годунова, то недалеко от них ушедших. Сырые стены из крупных, небрежно отесанных каменных блоков, бородатая плесень в каждой щели, упитанные мокрицы и не менее упитанные питающиеся ими пауки. Дверь (дощатая!) снабжена квадратным окошком-кормушкой, над ней пристроилась электрическая лампочка — тусклая, с противно-красноватым свечением, но все равно выглядевшая здесь так же странно, как спутниковый навигатор на каравелле Колумба.

Более дешевых с виду ламп я еще никогда не видел.

На мебели здесь разоряться не стали, ограничившись лежанкой из голых досок у стены. Древесина отсырела до безобразия, и плесень устроила на ней пышную плантацию. На санитарно-гигиенических делах тоже сэкономили: в углу бадейка из тех же досок, прикрыта крышкой, так что внутрь не заглянуть. Да и заглядывать не хочется, потому как не сомневаюсь, что хорошее там держать не станут.