Демон (СИ)

Высокоуровневых нагов потом пришлось аккуратно паровозить по одному и кончать в курилке. Но даже так после каждого боя один на один мне приходилось отсиживаться, ждать пока отрегенерируют мои многострадальные ребра, шкура и костюм. Глядя на страшные рваные раны Куколка с непривычки лила слезы ручьями, я ее успокаивал как мог, мол мне это привычно… мол на то у меня и прокачана регенерация.

Я их порешил засранцев, но запас щитов у меня иссяк. Прикрываться больше нечем. С самих нагов, как и со всей прочей хаотической братии ничего, кроме монет не падает. А торгового терминала в театре, к сожалению, нет.

Глава 12

На третьем часу зачистки, я сам не заметил, как вывалился на сцену, даже не сразу сообразил, куда попал. Вроде только что преодолевали закутки-закоулки, изгибы-повороты, а тут бац… и я на сцене… весь такой красивый и в свете софитов.

На сцене я оказался не один. Здоровенный кадавр двадцать пятого уровня был очень рассержен, когда я прервал его репетицию. С возгласом: «все назад», — оттираю Куколку за кулисы.

— Что там? — спрашивает она, когда мы отступили на безопасную позицию.

— Босс сцены.

— Режиссер-постановщик?

— Он самый. Балет «Щелкунчик», — говорю, — Сцена битвы с мышиным королем. Партию щелкунчика исполняю я.

— Мышиный король он же такой… многоглавый… — припоминает Куколка.

— Ага. Кадавр прям рожден для этой роли.

Отдаю Куколке приказ: на сцену не лезть, — и выскакиваю на нее сам… солист балета новатор… куда бежать… новое прочтение танца с саблями — танец с плетью. Исполняющий роль мышиного короля кадавр моими артистическими данными не впечатлился и сразу обдал меня струей кислоты. С приходом на нашу грешную землю сил хаоса нравы определенно стали жестче. В былые времена плохих актеров забрасывали максимум тухлыми яйцами и гнилыми помидорами.

От кислоты я увернулся и мстительно отсек плевавшую в меня голову. Впрочем, этих голов у кадавра еще много, и мне снова приходится уворачиваться. Когда кадавр забрызгивает кислотой все вплоть до балконов, а я так до сих пор и не сдох, он решает применить новый сценический прием и напускает густое кислотное облако. Я так-то не против спецэффектов, они добавляют шоу красочности, но меру-то знать надо…

Увернуться от облака нечего и думать, и хоть урон от него не такой большой, как от струи, но действует «тиками», — отнимая каждую секунду очки здоровья. Мне приходится пить противоядное зелье. Не думал, что при моем уровне сопротивления ядам, когда-то потребуется дополнительно вакцинироваться. Но это еще цветочки.

Кадавр двадцать пятка обрушивает на меня свои химатаки одну за другой и никак не хочет иссякать, видать поднакопил запасов ядовитой слюны за время работы на должности театрального худрука. Я тоже в долгу не остаюсь, прорежаю ему лишние руки, ноги и головы, но у него шкала жизни просела меньше чем наполовину, а я уже использовал все свои зелья, не только зелья сопротивления, но и зелья исцеления.

Куколка не бездельничает, стреляет в кадавра из-за кулис, только ее «стрелы амура» на такую огромную тушу практически не действуют, для такой крупной нежити эти микро-воздействия не превышают уровня гомеопатической дозы. А я начинаю подумывать о тактическом отступлении, не тянем мы с Куколкой против такого зверя.

Кадавр, конечно, уже не так резв, тяжело переступает некомплектным числом нижних конечностей по подмосткам, выбивая из них клубы застарелой пыли, но моя шкала провалилась в оранжевый сектор, если опустится в красный, — я ослабею и даже сбежать не смогу.

И все же вода камень точит, а количество переходит в качество. Куколка таки натыкала кадавра критическим количеством своих зачарованных стрелок. Гадина оступилась, и ее явственно повело. Я решаю воспользоваться моментом и усиливаю натиск. Кажется, еще немного и кадавр завалится, но мерзкий монстр умудрился устоять на ногах и частично на руках, выровнялся тварина.

— Все, нах, — кричу я Куколке и драпаю со сцены, — Отступаем.

— Стой, Витька, погоди, — Куколка начинает упираться, когда я пытаюсь тащить ее за руку.

— Да что там? — я злюсь, неужели не понимает, балбесина, ей одного кислотного плевка за глаза хватит.

И все же бросаю на сцену взгляд. Оказывается, кадавр выровнялся, да не совсем, его снова повело. Он вроде бы опять начинает выравниваться, но… запинается о суфлерскую будку и сверзается в оркестровую яму, выдавая оглушительный аккорд, каких не выдавал еще ни один известный человечеству музыкальный инструмент. Куколка издает боевой клич и выбегает на сцену, пуская в поверженного кадавра очередную стрелу.

— Назад дурешка! — пугаюсь за Куколку, — Не подставься.

Оттаскиваю ее от края сцены и сам заглядываю в оркестровую яму. Кадавр ворочается как алкаш в грязной скользкой канаве, он по-прежнему дезориентирован. Сигаю к нему и начинаю шинковать, как кухонный комбайн. Такой шанс упускать нельзя. Сукиного сына надо добивать, пока он беспомощен.