Рядом проносились машины, одна из них проехала совсем близко к пешеходному тротуару. И Хэммет мягко потянул женщину на себя, дабы убедиться, что ее точно не заденет зеркалом заднего вида, что так теперь любили вешать. Впрочем, когда вокруг так много людей, а скорость такая, которую лошади развивают в поле далеко не в первые секунды, это необходимость.
— Благодарю, — коротко сказала рыжеволосая и решила перейти в наступление. — Может, уже скажете, что вас так волнует?
На лице профессора заиграла та самая ухмылка, после которой он обычно ничего не говорил. Но в этот раз все оказалось иначе.
— Из всей нашей компании именно ваша прямота мне искреннее импонирует.
— Почему? — женщина невольно поддалась на смену темы, а потом поняла, что попалась на обманку.
— Потому что вы знаете, чем хотите. От меня, по крайней мере, — Хэммет отвел взгляд, заведя руки за спину.
— Да. Ответов.
— Что ж… на самом деле все просто. Дело в том, что Брандон начал вести себя… странно. И я силюсь понять, с каких пор. Что им движет. Почему сейчас?
— Вы дали тогда, на ужине, вполне исчерпывающее объяснение, — заметила Катерина.
Хэммет посмеялся. Искренне. За последнее время это было редкостью. Но при этом женщине казалось, что именно теперь смех звучал по-настоящему.
Да, он прекрасно играл свою роль. Безупречно. Может, все его прыдыдущие роли строились на том, настоящем Хэммете. Или Крассе. Или какое у него было первое имя?
Однако порой возникал какой-то другой человек. Которого рыжеволосая не знала. И не была до конца уверена, что хотела бы знать.
— Я никогда не успокаивался на одной теории. Даже той, которую невозможно оспорить. В нашем безумном мире возможно все, нельзя отсекать даже самую самую крохотную вероятность.
— Одну миллиардную?
— Даже одну триллионную. Ибо есть даже шанс, чтоб вы и я можем взять и полететь прямо с этого места. Глубоко ввысь.
— И что мы там увидим? — решила подыграть в романтику Катерина.
— Ничего… — голос собеседника прозвучал крайне разочарованно, а глаза устремились вниз, хоть и не надеясь увидеть там что-то новое. — Но суть не в этом. Брандон — сложное существо. Но у него имелся свод определенных правил. Он практически не вмешивался в мировую историю. А здесь слишком сильное вмешательство. Что могло сподвигнуть его на такой шаг? Чтобы это ни было, это может быть гораздо опаснее, чем он сам.
— Все, кого мы встречали, так боятся говорить о нем… — подивилась откровенности Хэммета рыжеволосая.
— И правильно делают. Но мы уже мертвы, если так посудить. Вопрос лишь в том, когда это произойдет. Правда, я делаю все возможное, чтобы это предотвратить…
Пусть Михаил сказал немного, ответ на вопрос для женщины оказался вполне исчерпывающим.
— Как ни странно, я верю, — сказала после паузы Катерина. — Но… можно ли как-то одолеть того, кто обладает божественной силой? Вдруг… он сам Бог?
— Нет, — покачал головой Хэммет.
— Откуда вы знаете?
— Я верю древним легендам. Конечно, их смысл искажен, некоторые события могли переврать ради каких-то целей. Но все это не могло взяться с потолка. Когда-то ангелы общались с нами. Когда требовалось задать нужное направление для развития всего мира.
— Почему же вокруг нас такое несовершество? Разве это действительно рука высших существ?
Профессор не ответил, и женщина поняла, что залезла слишком глубоко, куда не стоило. Разговор мог закончиться, но мужчина все же решил объяснить свою мысль.
— Легенда, записанная в официальном кодексе ордена крестоносцев… мне кажется, что она наиболее близка к правде из всего, что есть на бумаге и пересказывается из уст в уста.
Катерина помнила про упоминание подобной истории. Но не придавала этого значения. Теперь же готова была признаться со стыдом:
— Я никогда ее не слышала.
— Теперь ее мало рассказывают. Приоритеты людей сменились, набожность уходит на второй, а то и третий план, если вообще имеет какое-либо значение для людей. Раньше ее рассказывали даже детям.
Тем не менее, во многих университетах на занятиях по демонологии этому параграфу уделялось пристальное внимание.
— Сказание является одним из продолжений легенды о Каине и Авеле. Точнее, одним из.
Ибо имелось много разных трактовок, и не только в различных течениях христианства. Впрочем, многие вещи так или иначе учитывались в других религиях. Но разбираться в этом переплетенном клубке историй, что насчитывают тысячилетия, что менялись в зависимости от интересов правителей различных стран, Михаил никогда не горел желанием. Поэтому для себя придерживался лишь той версии, что написана в кодексе крестоносцев.
— Это же библейский сюжет. Вы, кажется, атеист?
— Кто вам сказал? — искренне удивился Хэммет. — Вернее, меня всегда удивляло, почему все так думают. То, что я не хожу в церковь и не молюсь не делает меня атеистом.
— Считаете себя истинно верующим? — Катерина решила, что это прекрасный шанс узнать собеседника побольше, что даст хоть какой-то шанс понять, что им движет.
— Нет, я не разделяю многое в христианской религии, ни в одной из них нет того, что я считаю абсолютной истиной, — пояснился профессор.