— Они лишь исполняли свой долг, — покачал головой старик. — Ибо сказано в догматах Девятерых: «Искореняйте тьму, ибо порочны твари, ее несущие. Искореняйте тьму, да не будете подвержены искушению. Искореняйте тьму, ибо тьма есть сущее зло». Разве можно винить птицу за то, что она летает?
— Не думаю, — равнодушно произнес я. — Но они могли бы для начала попытаться заговорить со мной. Я не стал бы убивать без необходимости. Я не то зло, описанное в ваших догматах.
— Это спорный вопрос, мой юный друг. Некоторые считают, что вы воплощение Темного, посланное нам в наказание за грехи наши. Другие же полагают, будто вы падший страж небес, сурово карающий утративших свет веры.
— Думаю, и те, и другие ошибаются. Я лишь человек, получивший проклятье. Мне плевать на вас и вашу веру. Я просто хочу вернуться.
— Вернуться куда?
— Домой.
Старик внезапно рассмеялся.
— Что такого? — не понял я. Он утер слезы веселья и кашлянул.
— Ты никогда не сможешь вернуться, Чума.
— Это почему же?
— Ты уже мертв. Ты умер задолго до того, как попал сюда. И убил невинную душу. Темный не отпустит тебя просто так. Ты будешь вечно служить ему.
— Это мы еще посмотрим, старик, — прорычал я. Он пожал плечами.
— Итак, ты прибыл сюда, чтобы найти способ вернуться, верно? Что будешь делать теперь, когда пути назад нет?
Его глаза внимательно наблюдали за мной, словно ответ действительно был важен.
— Сокрушу Низвергнутого, — процедил я. — Он пытался управлять мной, сделать своей марионеткой. Я не могу простить подобное!
— Вот как, — протянул старик. — Интересно…И ты уверен, что сможешь победить столь могущественного врага?
— Не сейчас, — сдался я под его взглядом. — Но рано или поздно, обязательно смогу.
Старик издал короткий смешок.
— Юность так порывиста на глупые поступки. Даже потратив тысячу лет, ты не достигнешь его уровня, мальчик. Да, ты силен. Совсем скоро ты сможешь на равных сражаться с паладинами, но этого мало. Темный существует тысячи лет, и столько же совершенствует свое мастерство. Во всем мире нет существа, равного ему по силам. Ты падешь.
— Возможно, — не стал отрицать я. — Но хотя бы попытаюсь. В отличие от вас, трясущихся в страхе перед грядущим. Что сделали вы, чтобы изгнать тьму? Герцог Линн рассказал мне о ваших «методах» борьбы со злом! Разве это правильно? Неужели вы думаете, что, распивая вино и трахая шлюх, сможете отсрочить гибель?
Мгновение — и лицо старика оказалось в сантиметре от моего. Бледные глаза гневно уставились на меня, а рот изогнулся в хищном оскале.
— Не надо говорить мне о том, что я должен делать, мальчик, — прошипел он. — Ты ничего не знаешь о нас. Ты, никогда не видевший света, как можешь ты презирать нас?
— Мне достаточно было увидеть сэра Грегора, кичащегося своей силой, — негромко сказал я. — Если это был ваш лучший воин, то вы ничтожны.
Старик отпрянул, отвернулся к двери. Пару минут он молчал, а затем прохрипел:
— Может, ты в чем-то и прав. Конклав сильно ослаб за последние полтора столетия. Тьма все больше захватывает наши земли. Если бы только юноши вступали в ряды Святого воинства, у нас был бы шанс. Но люди предпочитают выращивать хлеб, пить вино и трахать женщин, не задумываясь о будущем. Подумать только: из четырех сотен паладинов у нас осталось лишь пять десятков, из которых лишь несколько действительно сильны.
— Мы можем помочь друг другу, — произнес я. Старик обернулся. Глаза, горевшие до этого праведным гневом, потухли.
— Союз с тьмой? Что может быть хуже…
— Я не на стороне тьмы. Но и не на стороне света, — отрезал я. — Моя цель — уничтожить Низвергнутого. В этом вы можете мне помочь. Я уверен, что как только он падет, оставшиеся монстры станут неопасны.
Старик долго раздумывал над моими словами, наверняка прикидывая в уме шансы.
— Не в моих силах обещать тебе что-то, некромант. Но я поговорю с епископами.
— Обратитесь к герцогу Линну.
— С ним сейчас беседует Совет.
Вот как. Выходит, Линн уже здесь? Оперативно. Хотя…сколько времени прошло?
— Давно я здесь?
— Неделя.
Ничего себе! Значит, турнир давно завершился. Интересно, как сэр Дарн и остальные восприняли новость о моей «темной» стороне. Наверняка поплевались через левое плечо, помянули Девятерых и дружно забыли.
Старик развернулся и зашагал к двери.
— Куда вы?
— Дела, — последовал лаконичный ответ.
— Может, скажете уже, кто вы такой?
Он замер на пороге, слегка повернул голову. Готов поклясться, что на мгновение его губы исказила усмешка.
— Палач.
Слово еще долго эхом отдавалось у меня в сознании, вместе со стуком двери.
Похоже, в этот раз до пыток не дошло. Оно и к лучшему. В таком состоянии я не смогу долго сопротивляться, а терпеть дикую боль…нет уж. Счетчик наверняка уже опустился до нуля, и теперь с каждым днем я буду становиться все слабее и слабее, пока не поем. Дурацкие условности.