Демон в моих глазах

Тони, прости меня за то, что я так долго играла с тобой в кошки-мышки. Но теперь все игры закончены. Мы можем быть вместе уже в эту субботу. Скажи, что это так, и я приеду, даже если мне придется убежать от Роджера в одной ночной рубашке. Я превращусь в Марию Стюарт и буду вечно сопровождать тебя в твоих блужданиях. Люблю тебя. Х.

Артур почувствовал, как его переполняет ощущение всемогущества. Так же как его судьба и душевное спокойствие находились еще совсем недавно в руках Антони Джонсона, так и судьба и душевное спокойствие Антони находились сейчас в руках Артура. Око за око, зуб за зуб. Антони Джонсон отобрал у него его белую леди; теперь Артур отберет у него его женщину и лишит его последнего шанса, так же, как он сам был его лишен.

Артур смял письмо и конверт и засунул их в карман брюк, затем пересек холл и подошел к ступеням лестницы. Как ужасна и одновременно прекрасна была эта тишина! С чувством, похожим на волнение, он подумал о подвале, незащищенном и неохраняемом. А не может случиться так, что он все-таки сумеет получить там какое-то облегчение – от той атмосферы, которая так долго питала его фантазии, от тех образов, которые, возможно, еще смогут у него там появиться? Кто знает, может быть, ему удастся еще раз увидеть ее во плоти? Артур выключил свет и вышел из дома. Пройдя по боковому проулку, он оказался у входа в подвал и только тут понял, что у него нет фонаря, а есть только коробок спичек. Одну из них он зажег, проходя через первую комнату. Затем зажег вторую, и в ее пламени увидел на полу гору одежды, которая когда-то принадлежала тетушке Грейси: сумку, туфли, платье – все покрытое таким слоем мусора, что, казалось, они никогда не скрывали под собой его любимую.

И в этот момент все его фантазии умерли. Воображение Артура сжалось, и он превратился в озлобленного мужчину, разглядывающего в грязном подвале кучу старого тряпья. Спичка догорела и обожгла ему пальцы; пламя перекинулось на коробок, который неожиданно превратился в огненный шар. Артур бросил его на пол и растоптал. В темноте он попытался взять себя в руки и остановить свои всхлипывания, а потом стал на ощупь пробираться сквозь залежи мусора к входной двери.

Через проулок он вышел к фасаду дома. Здесь повернул направо и пересек лужайку. Поставил ногу на нижнюю ступеньку крыльца. Как и сотни людей, он оказался бы в безопасности, не оглянись в тот последний момент, не задумайся. Темная бездна звала Артура. Ее челюсти сомкнулись вокруг него, темные улицы приняли его, и он полетел по ним, как капля яда по венам.

Столы опустели, костер догорел, и теперь пылали только бенгальские огни, чье пламя было холодным и безопасным даже для детей. Одни они, да еще звезды, сверкали над засыпанным мусором пустырем. Линтия собрала посуду и, захватив своего сына и Стива, оставила их одних, одарив на прощание одной из своих сверкающих улыбок и взмахом руки. Антони и Уинстон Мервин стали снимать столешницы, стоящие на козлах, которые надо было вернуть в церковь Всех Святых. Последние вспышки огня, появлявшиеся на тлеющих углях, давали достаточно тепла, чтобы они не замерзли. Уинстон, казалось, полностью отдавшийся своему нынешнему занятию, произнес что-то на языке, который Антони узнал как что-то очень знакомое, но из которого не понял ни слова.

– Что вы сказали?

З везда моя – взгляни на звезды; хотел бы быть я небом,

Чтобы смотреть на красоту твою его глазами,

– перевел Уинстон, рассмеявшись.

– Вы удивительный человек. Не удивлюсь, если вы окажетесь преподавателем древнегреческого.

– Когда-то я подумывал об этом, – серьезно ответил Уинстон. – Но цифры приносят больше денег, чем Аристотель. Поэтому я и стал бухгалтером.

Антони удивленно поднял брови. А почему же тогда бухгалтер живет в такой дыре на Тринити-роуд? Вопрос был уже готов сорваться с его губ, но он остановился.

– Осторожнее, – предупредил Уинстон. – Вы держи́те с той стороны, а я возьмусь с этого угла и пойду вперед.

Они потащили столешницы вверх по Магдален-хилл и вдоль Баллиол-стрит. Громадная «римская свеча», зажженная возле «Водяной лилии», освещала зеленоватым светом похожий на пещеру вход в Ориэл-мьюз. Антони, идущий вслед за Уинстоном, подумал, что хотя тот и назвал ему процитированное произведение, но так и не объяснил, почему процитировал именно его. Сторож в церкви Всех Святых забрал у них столешницы, и Уинстон предложил выпить в «Водяной лилии». Антони согласился, но сказал, что должен сначала зайти домой, так как ждет важное письмо.