Уже почти живой я вернулся к товарищам, к тем, что в лесу остались. Спасти удалось не всех, кто-то меня просто не дождался. Мне пришлось их самих кормить, целовать каждого, потом к вдовушке таскать, личину свою давать. Ну и оргию же мы тогда устроили. Демоны трахали вдовушку, потом демониц, потом опять вдовушку, а кто кого целовал мы даже не разбирали.
Вдова была выжата, измождена, но счастлива.
Так и сказала мне на прощание.
− Такого в моей жизни никогда не было и никогда не будет, теперь и умирать не страшно. Все одно – счастливая.
− А как же грехи? – спросил я.
− Ой, в раю такого точно не будет, − посмеялась она.
Ну, с таким ответом я не мог не проникнуться к этой особе и не трахнуть ее на прощание еще разочек, перегнув через стол. Трахать я научился быстро. Дурное дело не хитрое, что там уметь? Если жить захочешь и не такие фертеля выучишь, а там что надо было? Вставить, долбить до криков и сорванного голоса. Это уже потом с искушенными дамами надо было мудрить, а тогда как ни суй – все пойдет.
Только Алисе про это не стоит рассказывать, а то засмеет…
Главное, что тогда мы и разделились на тех, кто души у людей отбирает и тех, кто просто с ними трахается. Как Люцифер додумался до первого, я не знаю. Может, просто попросил его накормить за услугу и все само получилось. Магические договоры они такие: пожал руку и условия выполнились сами, даже если деталей никто не знал. Все отцовская вредность…
− Слушай, − наконец оживаю я, обгоняю Алису и шагаю дальше спиной вперед, чтобы видеть ее лицо.
Несмотря на дурные воспоминания, сил у меня не уменьшилось, бодрость меня не оставила, член не подпрыгнул и под ребрами не подсасывало пустотой. Ляпота!
− У тебя мечта есть? – спросил я, − Ну вот что-то такое, что ты всегда хотела, но боялась?
Просто я вспомнил себя в то время и те мечты. Назад в Рай я не хотел. Пусть подавятся своей блаженной небесной землей, а лучше нежными плодами! Я просто хотел перестать испытывать этот голод, мучительный гнетущий. Вот правда будто где-то на стыке живота и груди воронка и она все всасывает и всасывает. Всосец какая-то…
Просто вот сейчас я этого не чувствую и не представляю, что может быть прекрасней этого чувства, и если у нее есть мечта, то почему бы мне ее не исполнить? Мне что трудно? Я может и падший, может и инкуб, но я все еще существо, владеющее силой, и могу больше, чем просто человек.
− Есть, конечно, − отвечает она мне с улыбкой, но тут же с подозрением хмурится, − но это очень дорогостоящая информация.
Эх, не доверяет мне, но ничего, скрывать мне нечего.
− Так я ж не просто так, − говорю ей прямо. − Я ее исполню, хочешь?
Что юлить? Я хочу сделать ей подарок, такой, которому она будет рада, а то в ее вкусах я ничего не понимаю. Как можно было радоваться вот этому кино с лапши из милых дам?
Я просто ей улыбаюсь, а она почему-то еще больше настораживается.
− Не пытаюсь я тебя соблазнить, − добавляю я устало. – Правда не пытаюсь.
− Это и странно, − бормочет она себе под нос, но я решил сделать вид, что не слышал.
− Просто скажи, − прошу я.
Мне хочется взять ее за руку, но мне страшно и неловко, почему-то кажется, что это сейчас глупо и я замираю как болван, глядя на ее руку, на палец, которым она задумчиво постукивает по своему подбородку.
− Ну, не знаю. Это очень личное, − говорит она. −Давай так. Ты мне свою мечту, а я тебе свою. Только честно, без обмана.
Она мне пальчиком грозит, и я улыбаюсь, смешная такая.
− Ладно, − говорю я и вздыхаю.
Хотеть не жрать – это старая мечта, почти забытая, такая, о которой я уже не думал. Мне казалось, что это невозможно, поэтому была у меня последних веков пять другая мечта, очень глупая, между прочим. Точно засмеет…
− А ты не будешь смеяться? – спросил я и даже глаза неловко опустил.
Нет, ну правда, я альфа-ангел или альфа-демон, короче, самец всея всего и такие признания. Кто узнает – точно засмеет, и эта вон не верит.
− Я? Смеяться? Над тобой? Ты сейчас прикалываешься надо мной, Краснов? Скорее ты над моей смеяться будешь… она… глупая… моя мечта.
− О, точно не глупее моей! – заявляю я и не могу не рассмеяться.
Стоим тут с ней, как два идиота-пятиклассника мнемся. Я меч на бога поднял, что – я какой-то девочке не могу признаться в своих желаниях? Настоящих, искренних, а не в этих потребностях хищника.
− На самом деле это не мечта, − начинаю я. − Это… знаешь, что-то такое. Даже не знаю, как сказать правильно.
Я умолкаю на миг, чтобы подобрать слова. Когда ты что-то только чувствуешь и никогда не пытаешься превратить в слова даже мысленно, вечность не помощник в подборе слов. Пришлось говорить не красиво, а как получится.
− Мне хотелось, ну чтобы кто-то искренне ко мне прикоснулся, обнял… без магии, а… ну сам. Понимаешь?