Демонический Любовник

Не сможет! Вероника знала, что не сможет, и только лишь потому, что она увидела зловещую сторону Незримого, она могла задумываться о таких вещах. Маленький холодный ветерок, который затихал также внезапно, как и возникал – странный блеск в глазах мастифа в темноте его будки – если бы не подобные вещи, она бы даже не посмотрела в сторону Батлера, но они, казалось, олицетворяли странный мир незнакомых кошмаров, который в любой момент мог настичь ее и от которого он, лишь он один мог защитить ее; если она останется одна, то шаг за шагом будет постепенно заходить все дальше в невидимый мир, высоты и глубины которого она видела прежде лишь мимолетными проблесками.

Именно этот ужас заставлял ее видеть всё лучшее, что было в Батлере и том, что он мог ей предложить, и очень ценить тихую, хотя и однообразную жизнь, видя в ней альтернативу высотам и кошмарам, которые Лукас, казалось, был все еще способен открыть для нее, хоть он и был мертв, и ценить простой, дружелюбный, традиционно считавшийся хорошим характер Алека, хоть он и не шел ни в какое сравнение с тем страстным огнем, что горел в Лукасе.

И именно такие мысли заставили ее одарить его редкой, спокойной улыбкой Моны Лизы, когда она открыла дверь, чтобы впустить его, когда он пришел повидаться с ней этим вечером, и эта улыбка, последовавшая за устранением материальных препятствий, окончательно укрепила его решение.

Не дожидаясь, когда они зайдут в комнату, будучи наполовину внутри и наполовину снаружи, он заключил ее в объятия.

– Вероника, – сказал он, – Вы знаете, зачем я пришел?

Он смотрел сверху вниз в ее большие, серо-голубые глаза, и впервые почувствовал укол сомнения, ведь глаза ее были словно бы под вуалью, смотрели куда-то вдаль и видели что-то, чего не мог видеть он; в этой девушке была глубина, которую он не мог объяснить, что-то, что выходило далеко за пределы его понимания, и он даже не мог толком объяснить природу этого ощущения. Однако Вероника оставалась пассивной и не отталкивала его, и позволила увести ее к камину, где она мягко высвободилась из его объятий и села в свое привычное кресло.

Он встал рядом с ней.

– Вероника, – сказал он. – Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

Вероника не ответила. Положив подбородок на руки, она неподвижно сидела, глядя в огонь. Среди углей ее воображение нарисовало лицо Лукаса и она мысленно спросила его: «Если я это сделаю, как это отразится на вас? Нужна ли я вам еще в вашем новом состоянии? Сочтете ли вы, что я нарушила верность вам, если я воспользуюсь этим средством спасения от того, с чем не могу справиться? Я отдала себя вам, когда поцеловала вас здесь, на этом самом месте, где теперь стоит он, в ту последнюю ночь вашей жизни; и теперь, когда я знаю, что вы для меня умерли, обещание мое вдвойне значимо. Если я нужна вам, то я останусь, если же нет, то последую этим путем отступления, который мне предложен».

Слабый звук, донесшийся с другой стороны комнаты, заставил ее очнуться; мертвый лист, поднятый каким-то блуждающим потоком воздуха, перелетел через подоконник и упал на полированный пол.

– Будь проклято это окно! – воскликнул Батлер, которого подобное вмешательство заставило прийти в ярость, и пройдя в другой конец комнаты в своих тяжелых охотничьих ботинках, он с грохотом его закрыл. Вернувшись к камину, он снова встал перед девушкой.

– Ну же, Вероника? – сказал он. – Каким будет ваш ответ?

Веронике показалось, что холодная, невидимая тьма проникла в комнату сквозь открытое окно. Ее прежний страх перед Незримым вернулся с новой силой, и, повернувшись к Батлеру, как к спасительной башне, она протянула ему руки; он схватил их своей сильной, теплой хваткой, и, встав перед ней на одно колено, приблизил к ней свое взволнованное лицо. Но когда она посмотрела ему в глаза, то внезапно осознала, что ей было совершенно нечего ему дать, ибо душа ее последовала за другим мужчиной в темноту; затем, глядя поверх его головы, она увидела, что свет лампы стал менее ярким, а тени из углов комнаты начали стекаться к камину, и внезапно еще сильнее сжала руки, которые держали ее. И все же она ничего не могла пообещать ему; не могла, как бы ей ни было страшно, закрыть себе путь в невидимый мир.

Она неуверенно поднялась на ноги.

– Мне нужно время, чтобы подумать, – сказала она. – Это слишком серьезно, мне необходимо время, чтобы принять решение. А теперь уходите, пожалуйста, Алек. Приходите завтра утром и я дам вам ответ.

Он встал перед ней.

– Как бы то ни было, – сказал он, – А я намерен поцеловать вас, прежде чем уйду, – и заключив ее в объятия, он поцеловал ее прямо в губы.

На мгновение перед глазами Вероники возникло лицо Лукаса, искаженное яростью и скрежещущее зубами. Батлер отпустил ее.

– Пока-пока, – сказал он, – Я вернусь рано утром, а если случится что-то, что сможет мне помешать, то я вам сообщу.