Демонический Любовник

Вероника вернулась в бильярдную в мрачном расположении духа, но стоило ей открыть дверь, как она поняла, что ее кто-то ждет. Неужели доктор или его спутник вернулись, чтобы поговорить с ней? Она огляделась, поискав их у камина и возле окон, но там никого не было. Пройдя в другой конец комнаты, она вышла через застекленную дверь на террасу и почти не осознавая, что она делает, оставила ее открытой для того, кто вышел следом за ней. Там она повернулась лицом к Тому, кто был рядом с ней.

– Так вы вернулись? – спросила она.

Она подождала, как если бы ожидая ответа, но его не последовало. Затем она заговорила снова.

– Я не могу простить ни того, что вы сделали с Алеком Батлером, ни того, что случилось с собакой; я могу простить то, что вы причинили мне, это в прошлом и позабыто, но собака была ужасающей, и я не могу этого простить.

Снова повисла тишина. Вероника сказала то, что должна была сказать, но не уловила никакого ответа. Она повернулась, прошла по гравийной дорожке, зашла обратно в комнату и быстро закрыла дверь позади себя. Затем она остановилась, наблюдая. День был спокойным и солнечным, словно бы настоящий день Индийского лета, но тут же, как она и ожидала, небольшой ветер начал закручивать мертвые листья, лежавшие по углам лестницы; они поднялись, подхваченные легким вихрем, и ударили в стекло; створка выгнулась, ветхая задвижка соскользнула, но Вероника прижала дверь рукой и снова закрыла ее, а затем подперла тяжелым креслом. Листья, разбросанные по всей террасе последним возмущенным порывом ветра, снова медленно осели в недоумении.

ГЛАВА 21

С этого момента Вероника редко оставалась одна. Совсем как в старые времена, она всегда ощущала присутствие Лукаса рядом с собой. Однако яркость этих ощущений менялась; ясным солнечным днем, особенно если сама она находилась под прямыми лучами солнца, она не чувствовала его присутствия, но в пасмурный день, и особенно в сгустившихся сумерках, его присутствие становилось невероятно ощутимым, а с наступлением темноты и сам Лукас появлялся рядом с ней. Она ничего не видела и не слышала, и никто ни разу не заговорил с ней из могилы, но все же она ощущала каждую перемену в его настроении. Это был то радостный Лукас, то рассерженный Лукас, то Лукас, страстно жаждущий подчинить ее своей воле и понимающий, что используемые им средства для достижения цели слишком слабы. Порой невидимый, развоплощенный разум перемещал те единственные предметы, которыми мог управлять, и тогда мимолетный вихрь ледяного ветра разбрасывал вокруг нее опавшие листья в бессильных попытках заключить ее в свои бесформенные объятия. Она знала, что это было проявлением рассерженного Лукаса, и ей было предельно ясно, почему духи всегда изображались или как демоны, или как ангелы, ибо только под воздействием сильной эмоции, не важно, ненависти или любви, большинство из них могло проявиться на материальном плане; человек, находящийся в своем обычном состоянии сознания, может быть воспринят только теми немногими бедолагами, которых мы называем сенситивами.

Когда он, наконец, преуспел в том, чтобы заставить ее ощущать его присутствие, его силы, казалось, начали возрастать. Становилась ли она более восприимчивой или же ему всё лучше удавалось преобразовывать материю по собственной воле, было неизвестно, но факт оставался фактом – между разумом умершего мужчины и живущей девушки установилась связь, и между ними активно происходило телепатическое общение.

Для живого человека возвращение пусть даже любимого умершего может стать своего рода испытанием, а для Вероники, знавшей, что Лукас был злым и ощущавшей, что она находится в его власти, проявление этого темного присутствия было исполнением всех возможных страхов и детских кошмаров о призраках. Хоть она и ощущала смену его настроений, она не могла читать его мыслей, и совсем скоро поняла, что ее собственные мысли он мог читать с невероятной легкостью. Стоило ей позволить себе подумать об Алеке, как атмосфера вокруг нее наполнялась жутким гневом, и снова и снова хороводы листьев поднимались в своем бессильном недовольстве. Но если, с другой стороны, она позволяла себе вспомнить о тех нескольких часах понимания и взаимной симпатии, которые предшествовали смерти Лукаса, если она посылала в темноту вопрос, желая узнать, все ли в порядке у ее друга, то комната наполнялась странным теплом, которое, казалось, оборачивалось вокруг нее, словно мантия из невидимого света.