Демонолог

Но я не могу этого сделать. Потому что если Преследователь этого хочет – или если некто, кто платит этому фрилансеру, столь отчаянно, как это представляется, стремится заполучить этот «документ», – значит, это нечто весьма ценное. Оставшись без него, я, по всей вероятности, не удостоюсь больше ничьих посещений и перестану воспринимать какие-либо знаки и сигналы. Даже если хранение того, что Джордж именует «документом», представляет для меня опасность, у меня нет выбора, кроме как держать его у себя и оставаться возможной целью для нападения. Только в качестве разыскиваемого и преследуемого я могу сохранить за собой какую-то роль во всей этой истории. А пока у меня нет никаких реальных соображений по поводу того, почему именно меня разыскивают и преследуют, мне необходимо продолжать участвовать в этом шоу, если я хочу найти дорогу к Тэсс.

Но одна вещь теперь стала очевидной, после того как Преследователь явился ко мне лично: у меня осталось гораздо меньше времени, чем я рассчитывал.

Я звоню О’Брайен, она берет трубку уже на середине первого гудка.

– Дэвид, – с облегчением говорит она. – Ты где?

– Здесь. В Нью-Йорке.

– Почему ты меня избегаешь? Я же твой друг, ты, тупица!

– Извини.

– Что происходит?

– Не уверен, что могу точно это определить и назвать.

– Перестань копаться в себе. Просто скажи, что с тобой было. Потому что я знаю, что с тобой что-то не в порядке. Эта неожиданная поездка в Венецию, то, что произошло с Тэсс… И ни единого звонка от тебя с тех пор, как ты вернулся домой. Совершенно на тебя не похоже, Дэвид!

– У меня куча жутких неприятностей.

– Несомненно. Такая утрата! Просто представить себе невозможно!

– Дело не только в Тэсс. С ее исчезновением… связаны некоторые странные обстоятельства, которые я не могу объяснить.

– Исчезновение? Дэвид, это же было самоубийство!

– Я не уверен, что это именно так.

Элейн некоторое время переваривает услышанное.

– Ты говоришь о том, как это произошло? – спрашивает она.

– И почему.

– О’кей. Что еще?

– У меня были… визитеры.

Я слышу, как моя коллега обдумывает это, давая мне возможность разделить с ней все свои беды. Но внезапно, прямо здесь, на улице, разговаривая с ней по телефону, я начинаю опасаться, что наш разговор могут подслушать. Какой-нибудь хакер может его перехватить. Теперь им это совсем нетрудно проделать, верно? А мне вовсе не хочется подвергать Элейн опасности. У нее и без того куча собственных проблем, чтобы я дал Преследователю возможность вломиться и в ее дверь.

– То, что ты говоришь, звучит очень странно, – говорит она.

– Ты права. Это все сплошной поток непереваренных эмоциональных всплесков, которые действуют прямо как морфий и сливаются в закрученный параноидальный бред. Бред, бред, бред.

О’Брайен делает паузу. Кажется, она уже поняла, что мое нежелание сообщить ей что-то еще – это вовсе не отказ от обсуждения данной проблемы, а забота о защите от подслушивания. В любом случае когда она начинает говорить снова, то говорит кодированными фразами, понятными только нам двоим.

– Ну, хорошо, я просто хочу, чтобы мы наконец встретились, – произносит она. – Но в данный момент я по уши увязла в подготовке отзыва на очередную диссертацию. А потом есть еще куча курсовых работ первокурсников, которым требуется выставить оценки. Полный пандемониум.

Опять это слово! Демонское место. Место нашей встречи.

– Жаль. Ладно, в другой раз. А встретиться нам было бы совсем неплохо.

– Несомненно. Ладно, в другой раз. Но скоро, о’кей? Будь здоров, Дэвид.

– Спасибо. Ты тоже.

Она вешает трубку.

А я подзываю такси.

– Гранд-Сентрал, – говорю я водителю, и мы вливаемся в транспортный поток, движущийся к центру города.

По крайней мере, мы вроде бы должны двигаться к центру. Водитель, по-видимому, новичок. Или обдолбанный. Или и то и другое. Он едет на юг по Коламбус-авеню, но потом вдруг делает резкий, внезапный и агрессивный поворот направо, от которого меня швыряет на дверь. Потом он объезжает квартал и, даже когда у него еще остается шанс исправиться, продолжает ехать к Центральному парку, на запад.

– Я же просил на Гранд-Сентрал. На железнодорожный вокзал. – Я обращаюсь к нему сквозь окошечко для передачи денег в разделяющем нас плексигласовом щитке. – Или вы знаете другую дорогу, о которой я не имею понятия?

Он не отвечает. Подъезжает к тротуару и останавливается. Мы где-то в середине семидесятых улиц.

– Почему вы остановились?

Я стучу по пластику. Водитель не оборачивается.

– Мне нужно ехать вон туда, – говорю я, указывая прямо вперед.

– Вы уже приехали, – говорит водитель. Голос едва слышен, но он звучит очень невнятно, словно его обладателю только что лечили зубы, рот еще не отошел от анестезии и полон слюны.

– Мне нужно в центр.

– Вы там… куда должны приехать.

Шофер не двигается. В зеркале заднего вида видна лишь часть его лица. И половина ее закрыта очками-консервами, как у ранних авиаторов, а также черной, длинной, по грудь, бородой явного выходца с Ближнего Востока. Короче говоря, он выглядит как таксист.