— Слишком много претендентов на место, ты опоздал, — пискнул бесенок, устраиваясь у меня на шее и сжимая нос лапой.
Обычно его манера такие фокусы проделывать меня бесила, но сейчас я был даже благодарен — из «закутков» немилосердно несло. Даже на серных озерах в Аду запашок поприятнее будет.
Около получаса я просидел на жесткой лавке в «приемке», пока Сомов заполнял всякие бумаги. Пашпорт, к слову, так и не вернул. Интересно, а не нарушает ли это какие-нибудь местные законы. Впрочем, толком об этом подумать я так и не смог — от духоты и вони в голове мутнело, вокруг гомонили и переругивались офицеры, да еще кто-то не переставая хлопал тяжелыми железными створками.
Наконец Сомов появился из угловой двери и сухо сказал:
— Вставай, пошли.
Я подчинился. Мы вышли и двинулись по извилистому коридору, который вывел к двери с табличкой. На табличке ни должности, ни звания, одно только имя.
Покровский Сергей Вениаминович.
Сергей Вениаминович при моем появлении почти не подал виду. Так, бросил быстрый взгляд и продолжил что-то строчить на желтоватом листке бумаги. Сомов пихнул меня в спину, и я прошел к рабочему столу. Уселся на стул с неудобно выгнутой спинкой и осмотрелся.
Комнату Покровский занимал просторную, по площади как полтора десятка «закутков», но больше ничего не говорило о том, что в ней заседает большой начальник. А то, что он был большим начальником, даже дурак бы понял. Тут и там теснились стеллажи, забитые под завязку пухлыми папками, слева на стене висела потертая карта со множеством значков. В углу, справа от стола, притаилась грифельная доска, на которой еще остались следы полустертых записей. На столешнице среди разносортных бумаг стоял телефонный аппарат, но такой, какие в нашем мире сохранились разве что в музеях. С корпусом из цельного куска черного камня, тугими витыми проводами и тяжелой трубкой. Из окна за спиной Покровского на стол падал свет. И падал свободно — на нем одном в здании не было решеток.
И я даже не удивился — мимо такого хрен прошмыгнешь. Роста в Покровском было не меньше двух метров, весом он тоже перевалил за сотню кило. Синий мундир туго обтягивал налитые мышцы — кабинетной крысой его точно было не назвать. Лицо крупное, но изборождённое морщинами. Седые, но густые волосы были напомажены и зализаны назад, виски коротко подобраны. Эк, стиляга-то для своих годов.
— Ух ты, глянь, какая блестяшка! — запищал пронзительный голос мне в самое ухо.
Я поморщился.
— Что тебе?
Бесенок захлопал крыльями, с трудом пересек стол и угнездился у начальника на груди.
— Сюда смотри! — заверещал он.
Вот будет потеха-то, если сейчас с него чары спадут, и невидимость рассеется. Этот великан прихлопнет как муху и даже не чихнет.
Я прищурился. Справа на мундире начальника висел значок. Голова хищной птицы, больше похожей на сокола. Вместо глаз — два черных драгоценных камня, на загнутом книзу клюве серебряная окантовка.
— Как думаешь, сколько за него в скупке дадут? — мечтательно поинтересовался бесенок? — Меньше, чем две тысячи четыреста мер, я бы не заплатил! Штучная работа!
Я напрягся и послал ему вдогонку:
— Если стащишь, потом в скупку уже тебя принесут. По частям. Угомонись.
— Скучный ты, — обиделся бесенок, но от значка отлип и больше со мной не заговаривал.
И очень вовремя, потому что Покровский как раз закончил писать. Он поставил на бумагу штамп и подал ее Сомову, стоявшему в ожидании.
— Ваня, отнеси это Ямпольскому, пусть подпишет, и завтра разошлем ориентировки. А я пока с юношей побеседую.
Сомов кивнул.
— Слушаюсь, Сергей Вениаминыч. Разрешите идти?
— Ступай.
Хлопнула дверь, и мы остались наедине. Сергей Вениаминович откинулся в кресле и повертел в пальцах очиненное перо. К разговору он приступать не особенно торопился. За спиной все так же хлопали двери. С улицы доносились оживленные голоса — лоточники наперебой предлагали пироги и газеты. Желудок вновь закрутило спазмом. Черт, да сейчас даже черствую корку из кармана сгрыз бы.
— Я тебя опередил уже, — заявил бесенок.
Ну, конечно. Когда дело доходит до того, чтоб набить брюхо, он никогда не ленится.
— Имя, — коротко сказал Покровский.
Я поднял глаза к потолку. Припомнить бы его еще в точности…
— Митасов Марк-Андрей Александрович III, — сообщил я.
Покровский хмыкнул и провел ладонью по седеющим каштановым волосам.
— Митасов? Любопытно. Давненько не слыхал этой фамилии.
«Ну так еще бы, они же все повымирали к чертовой бабушке. И последний бы помер, если б не мое околобожественное вмешательство» — чуть было не сказал я, но вовремя опомнился.
— Непростые времена настали, Сергей Вениаминович.
— Безусловно, это правда, — согласился Покровский, — однако ж достоинство человеческое терять нельзя. Что бы сказал ваш батюшка, если б узнал, что вы посреди бела дня боевую магию применили? Да еще какую! Контроль сознания! Использовать ее к человеку уже тридцать четыре года как запрещено!