«Не на земле ответы, а под ней», – писал неистово в своих трудах исследователь. – «Мы не нашли ни храмов, ни их останков в землях Глеофа, куда проникают наши соглядатаи. Мы думали, что найдем их на Дальнем Севере в снегах, но, возможно, их нет и там; иначе бы вести о них докатились сюда, на юг. Теперь я уверен, что под горами находится «их» царство, полное мрака, и именно там следует искать и утерянные артефакты, и моря неги. И, главное, – ответы на наши вопросы. Мы должны найти их только там, под горами Дальнего Севера, откуда явились дети Неги…»
Чувствуя гордость за своего деда, Абесибо говорил и говорил. Он был из тех горделивых людей, кто приписывает достояния предков себе и стремится их приумножить, чтобы превзойти. Все слушали архимага, кивали, но мало кто вникал – у каждого была своя забота.
Оборотень Рассодель Асуло прежде всего переживал за свое многочисленное семейство, насчитывающее одиннадцать сыновей и пятерых дочерей, которые уже сами породили кучу внуков; переживал он и за вверенных ему городских оборотней, осознавая исход долгого голода. Ворона Кра Черноокого беспокоил больше всего расход казны, что была для него роднее собственного дитя. Обычно ясный взгляд вампира Дайрика Обарайя, который за весь совет не сказал ни слова, сейчас был затуманен – он обдумывал, как бы ловчее убрать столь явный запах у борькора, чтобы повысить его действенность. Наг Шаний Шхог был озабочен победой Нор’Эгуса, в котором стали царствовать змеи, – как наг, он, конечно же, выбрал сторону змеиного короля Гайзы. Уделом Иллы Ралмантона же было глядеть на всех ясно, читая лица и мысли.
Все изредка поглядывали и на короля – тот, апатичный и отрешенный, уже был потерян для своего народа, однако по законам еще решал судьбы. Одна лишь королева сидела тенью, незримо прислуживая своему мужу.
– Мой дед погиб на Дальнем Севере в пристанище одного из детей Гаара в Брасо-Дэнто. Его убили на глазах помощников. Но что эти дети Гаара сделают целой армии? Ничего… Север – наш! – закончил архимаг свою речь.
Король Морнелий не ответил. Он уронил челюсть, отчего Наурика снова вытерла его губы платочком, и продолжил молчать. Сначала консулат терпел, терпел, терпел, но уже спустя пару минут все нервно переглянулись между собой. После отравления король растерял ум – это заметили многие. Речь его, некогда живая, как бурная река, теперь стала, будто болото – зыбкая, застоялая.
Наконец, король очнулся от своего отрешенного забытья. Весь консулат уже недовольно поглядывал на него, и ситуацию в свои руки снова взял Илла.
– Что ж, – сказал советник. – В любом случае, перед тем как предлагать решить наши проблемы с помощью севера, достопочтенный Наур, стоит выслушать, что нам скажет посол Нор’Мастри. Дзабанайя Мо’Радша прибыл к нам с предложением от короля Мододжо Мадопуса.
– Да, – медленно произнес король. – Сильная речь у тебя, Абесибо… Сильная… Род – это важно… Но пусть введут осла!
– Посла, – шепнула королева.
– А я так и сказал…
Пока консулы тревожно переглядывались из-за скудоумных речей короля, один из писарей поднялся, подошел к колокольчикам рядом со столом и позвонил в них. Охранники в коридоре услышали звон незамысловатого устройства – и двери открылись.
Посол снял маску и поднял завешенную полотном картину, положив ее деловито на стол. Он сначала раскланялся в глубоких поклонах и разлился в горячих, сердечных приветствиях, потом продемонстрировал верительную грамоту, в которой король Мододжо уполномочивал Дзабанайю вести переговоры от его лица.
– Уважаемый консулат, – завел речь посол. – Я прибыл из Багряного Пика, из Красного дворца Бахро с посланием от его величества Модождо Пра’Мадопуса.
Он развернул второй внушительный и позолоченный свиток, написанный алыми буквами, и водрузил его в центр стола.
– Его величество Мододжо передает мудрому консулату Элейгии свои наилучшие пожелания, восхваляет ваш ум, богатство вашего края и шлет дары вам, великим правителям: полсотни лучших мастрийских лошадей чистой крови, пятьдесят песчаных быков, пять цалиев рубинов и алмазов, десять цалиев корицы, десять цалиев шафрана… – и Дзабанайя говорил и говорил.
После оглашения списка даров он снова горячо раскланялся. Воздушный его алый шарф взлетел от активных движений, а глаза воспылали огнем. Дзабанайя был энергичен и жарок в речах и взмахах, и его энергия разливалась по всему залу. Все вслушались.
– Я не хочу быть чрезмерно официальным, – продолжил посол, – и не буду зачитывать скупые из-за этикета послания, облеченные в громоздкие обороты. А скажу как есть! Наш любимый король в битве у озера Куртул потерял единственного сына и наследника, Радо Мадопуса. Эта война исчерпала себя, достопочтенные, и ее пора прекратить…
– И за этим вы ш-шдесь с дарами? – прервал с презрением в голосе Шаний Шхог. – Чтобы призвать нас вмеш-шаться и сделать войну, которую вы так хотите прекратить, затяжной?