Он еще некоторое время сидел и напряженно глядел на все, пытаясь проникнуть в суть того, что здесь произошло. А потом ужасная догадка пришла в голову Бартлета. Он понял, что человеческий труп, чья кровь была повсюду, так и не обнаружился.
— Какого демона! — рыкнул он. — Он отдал свою жизнь человеку? Он с ума сошел?
Коннетабль растерял привычную угрюмость. Щеки его подобрались, лицо покраснело — и он остервенело, как пес, начал рыскать вокруг. И нашел. Он действительно нашел за домом следы, удаляющиеся от деревни. Этот человек ушел, хромая на одну ногу. Его сильно шатало. Следы обрывались на ковре опавшей хвои, но это было уже неважно, потому что израненный человек, пусть даже и с кровью Старшего в жилах, мог пойти только в одно место — в соседний город.
Тогда Бартлет рявкнул и позвал писаря. Тот под диктовку оформил письмо лорду Райгару, внеся свои исправления, дабы оно не выглядело таким по-солдатски грубым:
Убедившись, что чернила высохли, писарь скрутил письмо в узкую трубочку, скрепил его печатью и, обвязав лентой, привязал к лапе ворона. Он отпустил птицу, и та полетела в замок Офуртгоса, каркая и громко хлопая крыльями.
— По коням! В Большие Варды! — крикнул солдатам Бартлет, запрыгнул в седло и сдавил бока коня шенкелями.
Отряд прибыл в Большие Варды еще до рассвета. Посреди ночи вождя вытащили из дома, сунули ему под нос бумаги, скрепленные печатью лорда, и заставили разбудить весь город. Бумаги эти давали право на любые действия, вплоть до расправы.
— Каждый, стар и млад, должен стоять на площади до петухов! Или же вождя подвесят на позорном столбе посреди города!
Вождь Эхор и его жена принялись неистово стучать в каждую дверь. Еще не закричали голосистые петухи, а жители, сонные, уже толпились на площади в свете зажженных факелов. Кто-то не успел сменить ночную рубаху и теперь дрожал от утреннего холода. Выгнали на улицу даже лежачих больных — их держала на руках перепуганная родня.
Большие Варды окружили, чтобы никто не мог сбежать. После того как все покинули свои жилища, круг воинов сжался. И они принялись вламываться в дома и обыскивать их, причем потрошили все — от сундуков до мешков, заглядывали во все ящики, шкафы и кладовые.
— Приветствую вас, жители Вардов! — Бартлет вскинул руку, призывая к тишине. Он встал перед толпой, которую с боков зажимали его люди с копьями. — Три дня назад на соседнюю деревню напали. Мы сочувствуем вашему горю и скорбим вместе с вами по убитым этими жуткими демонами. Однако мне нужна ваша помощь!
К Лине подошла травница Удда, схватила ее за плечо и тихонько шепнула на ухо: «Деточка, они по душу твоего милого пришли. Что бы ни случилось, молчи».
Лина побледнела и кивнула, согласившись. Тогда травница отошла от нее подальше, предчувствуя нехорошее. Сами того не осознавая, старые люди часто становятся невольными пророками бед благодаря опыту и мудрости. Вот и Удда что-то чувствовала, ей чудилось, что сейчас произойдет нечто страшное и оно будет касаться Уильяма.
Бартлет продолжил:
— В деревне мы нашли разрушенный дом. Это был крайний дом с западной стороны, ближе к тропе на Варды. Одноэтажный, из крупного камня. Скажите мне, кто в нем жил?
В толпе зашептались, послышались негромкие крики «Нанетта» и «Малик». Перепуганный вождь вытолкал вперед Нанетту, Малика и беременную Шарошу — все трое застыли на площади в длинных ночных рубахах.
Малик был бледен, пот стекал по его лицу. В страхе он рухнул на колени перед коннетаблем Офурта, не зная, как приветствовать столь важного человека. Его жена стояла за спиной слева и держалась за его плечо так, словно вот-вот упадет. А матушка Нанетта застыла справа от сына.
Бартлет окинул взглядом дрожащих селян.
— Что произошло? Ты взорвал дом?
— Нет-нет, господин, что вы… — Малик закрыл лицо руками. — В эту ужасную ночь… я… я был здесь, в городе.
— Тогда кто это сделал? Вы были там, бабы?
И он жестко взглянул на женщин. Не выдержав, Нанетта побледнела еще сильнее и разрыдалась.