Дэмономания

Она обещала, что ему откроют то, чего никогда не ведал ни один человек, и то, что некогда знали все, впоследствии же забыли, и то, что ангелы показали Адаму в раю до изгнания, — знания, возвращение которых человеку означало бы конец света и начало нового мира.

Исполнила ли она это? Не исключено. То, что он узнал, могло оказаться той самой обетованной мудростью превыше всякой цены, а могло — и расхожей истиной, притчей во языцех, или шуткой, или младенческой уверткой.

Кроме того, она обещала, что научит его делать золото; лишь этого ждал Эдвард Келли от духов, с которыми беседовал; и в Праге она открыла им тайну. В доме императорского лекаря доктора Гаека, Тадеуша Гагеция ^{54}, на Золотой улочке, — Доме Зеленого Кургана, самом большом из крошечных домиков с огромными трубами, что лепились к краю Оленьего рва: здесь с золотом работали, проверяли его на чистоту и ковали: сотворяли или уверяли, что сотворяют.

А где еще в христианском мире могло быть получено золото, как не в Праге? Ибо материя — это дворец, запертый дворец короля, который восседает в нем неподвижно и неизменно, и делатель свершает опасное путешествие в сей малый дворец, дабы пробудить короля, оживить его, исцелить от бесплодия, умножить — и он сам себе станет супругой, сам выносит сына. Эдвард Келли полагал, что таковое действие происходит не только в атеноре ^{55}алхимиков, но и в мире, постоянно, во все времена: в трудах мельчайших неделимостей, в их крошечных закрытых дворцах: преображение материи происходит, когда черные короли делятся, производя сыновей в непорочных страстных сношениях с самими собой, и дают сыновьям умереть, быть похороненными, сгнить, обратиться в прах, а затем возродиться, ожить, восторжествовать. Возможно, что драма сия, со всеми скорбями ее и благодарениями, вершилась на всех ступенях творения, от растений (несчастный Джон Ячменное Зерно ^{56}, сын зерна, ежегодно сражаемый, чтобы дать жизнь сыновьям) и животных, вплоть до небесных сил и планет, до Самого Бога и Им Самим порожденного Сына. Кто осмелится сказать, что Бог на небесах Своих не страдал от всякой боли и скорби, выпавших на долю Его Сына, что вместе с Ним не испытал смерть, а за ней и радость воскресения, бурного ликования жизни, новой жизни? Разве не были они единым Богом? Ежегодно, каждую Страстную неделю. Каждый день во время мессы.

А город на берегу реки Мольдау, или Влтавы, являлся imago [9]или символом.

Вверху, на горе, в огромном замке над илистой рекой, заточил себя Рудольф, император в черном одеянии, король Сатурн, восседающий на троне; вокруг него в галереях, хранилищах и Kunstkammernлежал весь мир в миниатюре, земля воздух огонь и вода: драгоценные камни, хранящие в крошечных телах огни далеких планет; водяные механизмы и клепсидры, пневматические статуи, поющие кальяны, чучела животных, рыб и птиц, расставленные по порядку и по роду их, а также чудища: улитки со вросшими в раковины драгоценными камнями или написанными на них именами святых и демонов; шкура медвежонка, рожденного некой пражской еврейкой, который, как уверяет летописец, «пробежал по комнате, почесался за ухом и умер». Были также живописные изображения всех этих и многих прочих вещей — в картинах, в альбомах, на монетах, отлитые из цветного воска и стекла — всевозможные стеклянные розы, с листьями и цветками, совершенно как живые, только бессмертные, — а также каталоги всех этих изображений; обложки же каталогов и шкафы, в которых они хранились, были также покрыты вырезанными, нарисованными и инкрустированными картинами. Рудольф любил крохотные вещицы, запечатления миров на вишневой косточке, заводных насекомых, живых существ внутри алмазов.

Император владел и собственным плавильным горном, у которого лично занимался Деланием в испачканных перчатках и фартуке, на что советники укоризненно качали головами, а на столе императорской спальни, в самой глубине огромного замка, который он все реже покидал, лежала книга Джона Ди под названием «Monas hieroglyphica», [10]трактующая знак того же процесса или действия:

И вот как-то летним днем 1585 года, когда император созерцал этот знак, а часы в его опочивальне тикали, отсчитывая новое время, схожее с бесконечной лентой, — Джон Ди и Эдвард Келли произвели золото. ^{57}Воспользовавшись «порошком проекции» ^{58}, который Келли многие годы носил с собой, и в соответствии с ангелическими указаниями. Только они одни — из всех жителей той улицы, кто проводил жизнь и изводил состояния на бесплодные попытки. Всего-то один-два минима ^{59}на дне сосуда, ценой не более талера, — но все же это было золото, ранее в природе не существовавшее; им светил маленький скрюченный эмбрион, софийный, чудесный. ^{60}

Но слишком крохотный: бесплодно-малая масса, стерильная, неспособная к воспроизведению, холостой выстрел мастурбатора. Что не заладилось?