Дэмономания

Сразу после свадьбы Роузи настало время (и немалое, а тогда вообще казавшееся бесконечным), когда она была почти уверена, что совершила большую ошибку. Это убеждение впервые посетило ее у алтаря — на деле не алтаря, а конторки, накрытой маминой кружевной скатертью и усыпанной цветами; они с Майком отказались от всех предложенных им церковных обрядов. И вот, сразу после того, как отставной судья, мамин друг, сочетал их браком, она почувствовала ошеломление, жуткое головокружение, как от действия сильного наркотика, сущий кошмар — совершено что-то неправильное, глупое и непоправимое, хоть со скалы бросайся. И чувство это не прошло, появляясь и исчезая всю неделю, что они колесили на велосипедах по Вермонту, и первые недели, прожитые вместе в аспирантском общежитии, напоминавшем казарму, — да оно и было казармой, возведенной двадцатью годами ранее для демобилизованных ветеранов и их семей: Роузи ощущала их незамысловатые надежды, заботы и упорный труд, которыми пропитались целотекс ^{169}и линолеум, — и завидовала прежним жильцам. Ночи напролет она лежала, уставившись на маячившую в окне спальни ветку сосны, и едва ли не вслух повторяла: я не могу так не могу не могу.И вот как-то ночью, лежа в постели, она всеми силами души захотела узнать будущее, следующие десять лет, узнать, заглянув наперед, будет ли она счастлива, а если нет, что тогда, — и вдруг отчетливо осознала, что если ей и вправду позволят взглянуть на себя саму спустя десять лет, то, может, и смотреть-то будет не на что: вдруг будущее — ее будущее — закончится еще до этого момента. Пустота. Ничего.

Тогда она подумала: ну я хоть это узнала бы. Что терпеть осталось не больше десяти лет. Не так уж и долго. Знать бы наверняка.

Поразительное умиротворение овладело ею тогда, на колченогой супружеской постели в Ветвилле. Не так уж и долго.Роузи уверилась: знай она наверняка, что через пять или десять лет умрет, то жила бы бодро и весело, даже счастливо. Любила бы Майка так, как он в этом нуждается, как того заслуживает (он лежал рядом, теплый, ничего не подозревающий; странно, но его присутствие впервые за несколько недель оказалось ей приятно). Она даже сумела впервые вообразить, что заведет от него ребенка: словно улыбнувшись всем своим существом, представила даже это, что раньше ужасало ее, как бездна. Как легко и просто было бы любить их обоих — и радоваться, конечно. Потому что. А почему? Почему она готова пойти на все спокойно, даже с радостью, лишь бы оно не продлилось вечно? Оно бы и так не продлилось вечно. Так отчего это умиротворение?

Она не поняла тогда отчего. Просто лежала и вкушала его, глядя на легкое качание сосновой ветки, желая смерти — смерти, и уверенности, и бодрости духа. Не важно, отчего так. Вскоре она уснула.

Как странно, подумала она, вспоминая все это уже в Аркадии. Теперь рядом с ней Сэм.

Она опять подняла книгу:

Иль даже не Одну, а вдруг
Ты хочешь Множество Супруг?
Султан, в Гарем ступай скорей,
Где Негр-стражник у Дверей.
Иль как Араб, в Шатер войдешь —
Богатый Выбор ни за Грош.

Нет, она ошиблась, вирши писал старый, мерзкий, глумливый, самодовольный ублюдок, не кто иной как. Роузи перебросила несколько страниц совсем без той деликатности, которая так по душе Пирсу; ее раздражало и само творение, и его предполагаемая цена: ей вспомнились мужчины, которые пристально разглядывают эротические журналы в газетных киосках, пожирают глазами женщину за женщиной, куда им так много-то.

Проливший Семя, ходит Слух,
Быстрей других испустит Дух;
Но злобная Жена, ей-ей,
Загонит в Гроб куда скорей.

Ну давай продолжай, подумала или пробормотала она; давай, давай, умник.

Итак, вернемся на Диван,
С собой возьмем Вина Стакан.
Дружка зовем покинуть Тень,
В которой он провел весь День!
Как Чадо, как Птенца возьми
Рукой и нежно подыми —
Вскочил, как Песик, рвется в Бой,
Готовый поиграть с тобой!

Должно быть, мужчины всегда — или, по крайней мере, с глубокой древности — так относились к своим «пипкам» (Сэм где-то научилась так их называть): с ними надо поаккуратнее, не обижай малыша, который сопровождает твоего мужчину (ничего себе «малыш»), мужичка, от которого твой мужчина зависит, на которого нежно поглядывает и которому всячески потакает — ну, во всяком случае, пытается. Роузи рассмеялась, вспомнив еще одну сценку из своей замужней жизни, — сквозь призму этого старинного писания она виделась словно издалека; без причины нахлынула печаль, и Роузи засмеялась опять, теперь уже над нею.