В СССР это воплощалось в государственной пенсионной системе, которая была одной из важных институциональных матриц страны. В этой системе часть данного предыдущим трудоспособным поколением кредита возвращалась ему в виде пенсий. Эта часть распределялась, в общем, на уравнительной основе. Доля тех граждан, кто до пенсии не дожил, оставалась в общем котле.
В тех культурах, где человек считает себя обособленным индивидом, в этой сфере сложилась другая институциональная матрица – накопительные пенсионные фонды. Она рациональна в рамках культуры и экономической реальности Запада, но перенесение ее в иную экономическую и культурную среду практически наверняка лишает ее рациональности. Это – очевидное и элементарное правило. Необходимые критерии подобия между Западом и Россией в этой сфере не выполняются.
При советском строе пенсии были государственными, и выплачивались они из госбюджета. Выплата пенсий представляла собой отдельный раздел бюджета, ничем в принципе не отличающийся от любого другого раздела. На обеспечение пенсий шли все доходы и все достояние государства. Верховный Совет СССР горбачевского созыва в 1990 г. внес в пенсионную систему фундаментальное изменение – учредил Пенсионный фонд, что-то среднее между налоговым ведомством и банком.
Таким образом, обязанность формировать денежный фонд для выплаты пенсий возложили только на малую частицу народа – ныне работающую часть населения. Отстранив народ от этой обязанности, власти тем самым лишили пенсионеров права ожидать пенсии от всего народа, представленного государством. Когда эту обязанность несло государство, то деньги старикам на пенсию собирали все поколения народа, включая предков и потомков. Это было «общее дело», соединяющее нас в народ. Формирование пенсий старикам – это тип бытия народа и отношений между поколениями, адекватный индустриальному этапу нашего общества.
Следующим шагом реформы становится отстранение от этого дела уже и нынешнего поколения как части народа – теперь каждый индивид копит себе на часть пенсии сам. Он не должен надеяться на своего товарища по поколению и поддерживать его из своих накоплений. В этом плане народ полностью расчленяется на «атомы», в чем и заключается доктрина реформы[191]
.Другой механизм расчленения народа – социальное расслоение. Аномальная, не поддающаяся рациональным и морально приемлемым объяснениям массовая бедность разрывает соединяющие народ связи. Усредненным, «мягким» показателем расслоения служит фондовый коэффициент дифференциации (отношение суммарных доходов 10 % высокооплачиваемых граждан к доходам 10 % низкооплачиваемых). В СССР в 1956–1986 гг. он поддерживался на уровне 2,9–3,9, в 1991 г. стал равен 4,5, но уже к 1994 г., по данным Госкомстата РФ, подскочил до 15,1. Официальные данные не учитывают теневых доходов, и в какой-то степени этот пробел восполняют исследования социологов. По данным ВЦИОМ, в январе 1994 г. он был равен 24,4 по суммарному заработку и 18,9 по фактическому доходу (с учетом теневых заработков). А группа экспертов Мирового банка, Института социологии РАН и Университета Северной Каролины (США), которая ведет длительное наблюдение за бюджетом 4 тысяч домашних хозяйств (большой исследовательский проект Russia longitudinal monitoring survey), считает коэффициент фондов за 1996 г. равным 36,3 [146].
В РФ возникла уникальная категория «новых бедных» – те группы работающего населения, которые по своем образовательному уровню и квалификации, социальному статусу и демографическим характеристикам никогда ранее не были малообеспеченными. Из возрастных категорий сильнее всего обеднели дети в возрасте от 7 до 16 лет. В 1992 г. за чертой бедности оказалось 45,9 % этой части народа, а в 1997 г. эта доля сократилась до 31,2 %. В последнее время обеднение детей опять усилилось – до 37,2 % в 2000 г. В 2003 г. этот показатель составил 36,3 %, причем более половины из этой категории детей относятся к «крайне бедному населению» – к тем, кто имеет уровень дохода в два и более раз ниже прожиточного минимума. Таким образом, половина народа «проходит через бедность» в детском возрасте, что оставляет тяжелый след на всю жизнь, разделяет народ на две разные общности.
По меркам последних советских лет в РФ ниже уровня бедности оказалось 80 % населения. Как пишет директор Института социально-экономических проблем народонаселения РАН Н.М. Римашевская, «проблема бедности как самостоятельная исчезает, замещаясь проблемой экономической разрухи… Бедной становится как бы страна в целом» [147]. Но такая «дифференцированная» разруха с массовой маргинализацией части населения вырывает из народа целые группы – путем резкого изменения их мировоззрения и стереотипов поведения. Эти группы превращаются в иные народы и племена.