Так, в результате расширения экспорта зерна сократилось животноводство и повысились цены на мясо. В статье «Обзор мясного рынка» («Промышленность и торговля», 1910, № 2) сказано: «Все увеличивающаяся дороговизна мяса сделала этот предмет первой необходимости почти предметом роскоши, недоступной не только бедному человеку, но даже и среднему классу городского населения». А крестьяне ели мяса намного меньше, чем в городе. Именно из-за недостаточного потребления белковых продуктов и особенно мяса жители Центральной России стали в начале XX века такими низкорослыми. В Клинском уезде Московской губ. в 1909 г. мужчины к окончанию периода роста — 21 году — имели в среднем рост 160,5 см, а женщины 147 см. Более старшее поколение было крупнее. Мужчины 50-59 лет в среднем имели рост 163,8 см, а женщины 154,5 см.
В официальном советском обществоведении эти наблюдения квалифицировались как вздор и клевета на коммунизм.
Противоречивому процессу «национализации коммунизма» в период революции и первые послереволюционные годы посвящена книга М. Агурского «Идеология национал-большевизма» (М., 2003). Он, в частности пишет, как это удивляло старых работников партии. В речи на X съезде партии один из руководителей украинской парторганизации, В. Затонский, жаловался: «Национальное движение выросло также и в Центральной России… И сейчас мы можем наблюдать, как наши товарищи с гордостью, и небезосновательно, считают себя русскими, а иногда даже смотрят на себя прежде всего как на русских» [39].
По словам Бердяева, Ткачев «первый противоположил тому русскому применению марксизма, которое считает нужным в России развитие капитализма, буржуазную революцию и пр., точку зрения очень близкую русскому большевизму. Тут намечается уже тип разногласия между Лениным и Плехановым… Ткачев, подобно Ленину, строил теорию социалистической революции для России. Русская революция принуждена следовать не по западным образцам… Ткачев был прав в критике Энгельса. И правота его не была правотой народничества против марксизма, а исторической правотой большевиков против меньшевиков, Ленина против Плеханова» [40, с. 59-0].
Характерно, что та часть территории, которая была утрачена в 1918-1921 гг. и была возвращена в 1939 г., до 80-х годов не успела стать «вполне своей» — в сознании значительной части жителей этих мест гнездился сепаратизм.
В.Д. Соловей излагает здесь общеизвестный факт идентификации русских с СССР. Развивая свою идею об «антиимперском» архетипе русских, он легко входит в противоречие с фактами, на которые сам же указывает. Уже через пару страниц он пишет в своей книге: «Коммунистическая элита (большинство которой на союзном уровне составляли именно этнические русские, что виделось залогом прочности советского государства) относилась к этому государству точно так же, как и ведомые ею массы русских — как к чужому» [46, с. 163].
Восприятие территории СССР как своей земли стало стереотипом сознания даже тех, кто в 80-е годы примкнул к сепаратистам. В 1993 г. я был оппонентом на защите диссертации в Риге, встретились коллеги из трех балтийских республик, между собой они говорили по-русски. Эстонец жаловался, как тяжело переживал его сын внезапное «замыкание» Эстонии в ее маленьком пространстве. Он еще в школе увлекался географией и был путешественником — со сверстниками и преподавателем он объехал Сибирь и Алтай. Когда Эстония отделилась, он стал болеть — ему стало тесно жить. Хотя поездки еще можно было оформить, он отказался — это была уже
После 1923 г. отношения государства с церковью стали нормализоваться. Патриарх Тихон в качестве своего «завещания» оставил в день смерти 7 апреля 1925 г. своему ближайшему помощнику митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому) воззвание. Последний вместе с митрополитом Уральским Тихоном (Оболенским) передал его в редакцию «Известий». В послании: «Не погрешая против Нашей веры и Церкви… не допуская никаких компромиссов или уступок в области веры, в гражданском отношении мы должны быть искренними по отношению к Советской власти и работе в СССР на общее благо, сообразуя распорядок внешней церковной жизни и деятельности с новым государственным строем, осуждая всякое сообщество с врагами Советской власти и явную или тайную агитацию против нее». В заключение Тихон обратился ко всем архипастырям, пастырям и мирянам «без боязни погрешить против Святой веры, подчиняться Советской власти не за страх, а за совесть» [48, с. 210-212].
Советский народ был связан языком сильнее, чем, например, американская нация. 14% населения США вообще не говорит по-английски.
Так, исследования начала 70-х годов в селах Мордовии привели к такому выводу: «Русский язык у мордвы фактически становится родным или вторым родным языком и используется не только как средство межнационального, но и как средство внутринационального общения… В то же время развитие русско-мордовского двуязычия не ведет к смене родного языка» [60].