Поселок на горе Оберзальцберг превратился в неофициальную столицу Германии. Окружение Гитлера получило новые дома, рядом обосновался обслуживающий персонал. Ева Браун разместилась в домике вместе с его секретарями. Она стала компаньонкой фюрера в часы отдыха. Он скрывал ее от всех, кроме самых близких подручных. Конечно, для нее это было унизительно и болезненно. В глазах всех она была никто и никому не имела права рассказывать о своих отношениях с Гитлером. Ева Браун стала женщиной, чье имя никогда не произносилось. Она словно не существовала.
Гитлер был очень ленив, манкировал своими обязанностями. Только на фотографиях Хофмана он – сама энергия. В реальности его тянуло в Оберзальцберг, где он мог ничего не делать. И ему требовалась молодая веселая женщина, которая бы его радостно встречала. Ева идеально подошла для этой роли. Ему не нужна была умная собеседница, он хотел видеть рядом с собой женщину, способную создать комфорт и помочь расслабиться.
Фюреру нравилась его репутация мужчины, перед которым не устояла бы ни одна женщина, если бы только он мог себе позволить роман с ней. На людях он вел себя очень активно с интересными женщинами, целовал им ручки, пожимал коленки, обнимал, создавая впечатление страстного любовника, которого сдерживает только особое положение в государстве. Но все это была сплошная имитация.
Только Ева поняла, что ничего этого ему не нужно. Ни умных женщин, ни красивых, ни страстных, ни опытных в любви… Ему нужны покой, комфорт, уют, гемютлихкайт, как говорят немцы. Он желает слышать привычные шутки, есть любимые пирожные. И чтобы рядом были хорошо знакомые люди, которые ничего от него не требуют и счастливы быть в его обществе. Все это и дала ему Ева Браун.
Со временем он оценил преимущества любовницы. Он получал то же, что получает муж от жены, но без брака и без обязанностей. Ева была ему преданна, занималась только им, при этом она не лезла в политику и не приставала к нему с вопросами.
Наконец-то он оценил Еву, говорил удовлетворенно:
– Ева отвлекает меня от вещей, о которых я не хочу думать. Она позволяет мне отдохнуть.
Вечером они вместе, держась за руки, смотрели кино. Вкусы у них были одинаковые: комедии, музыкальные фильмы. Ева мечтала о поездке в Голливуд, говорила друзьям:
– Он обещал мне, что после победы в войне позволит мне сыграть главную роль в фильме о моей жизни.
Они перешли на «ты». Она называла его уменьшительно-ласкательно – Ади, он ее – детка. В глубине души Ева не сомневалась, что рано или поздно он женится на ней.
Увиденные в фильмах Лени Рифеншталь образы молодых атлетов подействовали на Еву. Она хотела иметь столь же безукоризненную фигуру. Гитлер должен получать лучшее! Она купалась голышом в ледяной воде. Гитлер, который смертельно боялся раздеться на публике, никогда не сопровождал ее. Она каталась на лыжах и коньках. Очень заботилась о своей внешности. Дважды не появлялась перед Гитлером в одном и том же платье, экспериментировала с прической.
Помимо нескольких страничек из ее дневника почти не сохранилось бумаг, которые бы позволяли поглубже заглянуть в характер Евы Браун и понять, что она думала о мире, родителях, друзьях.
Ева с юности испытывала желание, чтобы ею восхищались, потому что страдала из-за ухода отца из семьи. Еще поэтому она обожала позировать. В тридцатые годы она искала лучших фотомастеров, которые понимали бы ее желание уйти в мир фантазий и грез. Гитлер подарил ей кинокамеру с 16-миллиметровой цветной пленкой, она много снимала, и ей принадлежат цветные кадры, снятые в Оберзальцберге, которые можно увидеть в документальных лентах о нацистской Германии.
В нацистских фильмах немецкие женщины не курили, не употребляли спиртного и не пользовались косметикой. Ева Браун не соответствовала этому образцу. Она курила – хотя только в отсутствие Гитлера – и всегда пользовалась косметикой.
Шляпы, сумочки и обувь ей шили во Флоренции. Она носила только шелковое белье ручной работы. Платья заказывала в Берлине – за эти годы ей сшили сотни платьев, блузок и жакетов, в том числе меховых. Она внимательно следила за модой и требовала, чтобы ее портные шили по новым раскройкам. Для ее одежды потребовалась отдельная комната. Гитлер велел Мартину Борману оплачивать все ее счета.
По практическим соображениям, особенно когда во время войны ввели обязательную военную повинность, она так и числилась в штате студии-магазина Генриха Хофмана, хотя появлялась там редко. Борман платил ей четыреста пятьдесят марок в месяц – зарплату, которую она бы получала у Хофмана.