– Но мы невкусные, – рассуждает вслух девушка. – Хотя, конечно, если нас мариновать в этом вине… Впрочем, все равно…
– Нет, ну балаган балаганом!
– Не люди, следовательно – от лукавого, – назидательно тараторит монах, – ибо человек – сын божий, прочим же, речью обладающим, гореть надлежит на костре…
– То есть, – насмешливо щурится его собеседница, причем голос свой она уже почти контролирует, – если ты встретишь ангела…
Для монаха это служит последней каплей.
– Посмотри на себя, исчадие бездны! – вопит он. – Как ты можешь сравнивать себя с посланниками Божьими…
– ВСЕМ МОЛЧАТЬ!
– Мы хотя бы без перьев, – обиженно бормочет девушка, надувая губки и сразу становясь похожей на Сесилью Рикет, красавицу, которой целую вечность назад принадлежало безраздельно сердце юного сэра Джона. Он совершал подвиги во имя ее, он был готов на любые безрассудства ради одной ее улыбки, он пел ей серенады… Он даже собирался выиграть лондонский турнир, дабы, в блеске славы, просить ее руки.
Господь милостив, турнир он проиграл.
– Просто помолчите все. Тихо.
С минуту все молчат. Слышно лишь, как где-то капает вода, звякает оружие на солдатах, да булькает вино, поглощаемое рыцарями.
– Ладно. Итак, вы – гоблины, и жечь я вас пока не стану.
– Но…
– А кто не согласен, получит в ухо.
Несогласных не находится.
– Говорите.
Несколько секунд Акут-Аргал молчит, собираясь с мыслями. Если ему и мешает наличие колодок на шее и ногах, виду он не подает.
– Ее зовут Генора-Зита, – говорит он, наконец. – А это – Виза-Ток.
Пауза.
– Я Джон Рэд, барон, рыцарь и хозяин этого замка, – следует доброжелательный ответ. После обильной трапезы и возлияния сэр Джон всегда становился доброжелателен. – Это мой воспитанник, рыцарь Томас Турлоу.
Некоторое время гоблин ждет продолжения, затем, видимо, понимает, что представления закончены. Невооруженным взглядом видно, что понимание это приносит ему некоторое облегчение. Сэр Томас мельком думает, что он бы тоже обрадовался, узнав, что монах, только что требовавший для него костра, не относится к здешним властителям.
– Я сейчас скажу нечто… – произносит, наконец, Акут-Аргал. – Но дело в том, что… я не уверен, кому можно это знать, а кому – нельзя. Дело… дело очень серьезное.
– Не оставайтесь с ним наедине, барон, молю вас!
Промолчи монах, умерь свой пыл проповедника и пастыря, и кто знает, как сложился бы разговор. Но нет – дернуло его за язык, и конечно же с рыцаря мигом сдувает всю его послеобеденную благостность.
– ВСЕ ВОН!!! – ревет он так, что по подземелью идет гулять гулкое эхо. – Все… – Закашлявшись, он делает большой глоток из кубка и продолжает чуть потише: – Ты что же, сморчок навозный, хочешь сказать, что Джон Рэд БОИТСЯ?!!
– Соблазны… – пищит монах, пятясь к двери, в то время как владелец замка пытается встать на ноги. – Искушения…
– Ах ты лягушачье отродье! Ты что же, считаешь, что я плохой христианин?! Петуха тебе в задние ворота, да где мой меч, в конце концов?!
Меч, естественно, оставлен наверху, ибо кто же в здравом уме ходит в подземелье собственного замка с двуручником? Однако солдаты, быстро смекнувшие, что к чему, подхватывают брата Томаса под руки, влекут его спиной вперед из камеры наружу и со всей поспешностью захлопывают за собою дверь. В отличие от францисканца, они служат под рукой барона уже не первый год и знают, что В ПРИНЦИПЕ милорд Джон хоть и горазд ругаться, но обычно дело у него не идет дальше простых оплеух и зуботычин. И хоть зуботычина такая порой может уложить и быка, но нравом хозяин славится отходчивым и особых злобств за ним не замечается.
За одним исключением.
Уж если появились в потоке ругательств отсылки к лягушкам, к французам, то есть, то значит – беда, и вот в этот момент мог Джон Рэд взяться и за двуручный меч, и за дубовый стол, и просто – за глотку своего собеседника, – а силушки ему было не занимать.
– Пришел, – бурчит рыцарь, остывая. – Кто его звал, с советами? Божий человек? Молись, а советов не давай, на то бабы есть, советовать под руку.
Сэр Томас, между тем, молчит, покусывая ус, и внимательно изучает пленников. Вино – редкий случай – обостряет его наблюдательность, в разумных конечно же дозах, и сейчас он как раз пытается понять, почему эти существа столь спокойны. Словно не в колодках они, а на свободе, да еще и при доспехах…
Кстати, о доспехах.
– Я успел перекинуться парой слов с Питером Батлером, – говорит он. – Это командир того отряда, который вас сюда доставил. Так вот, по его словам, вы были вооружены до зубов, словно шли на маленькую войну. Если это, конечно, было ваше оружие – оно ехало отдельно…
– Черненая броня, – уточняет гоблин. – Кривые клинки?
– Они самые.
– Полагаю, это и вправду наше, – Акут-Аргал пытается кивнуть, но – в колодках – терпит неудачу. – А что значит – доспехи ехали? Разве это не вы нас… э… нашли?
– Когда мои люди вас НАШЛИ, – говорит с усмешкой барон, – вы ехали, связанные, на подводе, а везли вас наемники Ральфа Нормана. Мне полагалось бы сказать, барона Ральфа Нормана, но не подобает рыцарю величать благородным титулом свинью без чести и совести.