Демоны и ангелы российской политики лихих 90-х. Сбитые летчики

«У нас были ресурсы, чтобы оспорить игру по таким правилам. Вернее, игру без всяких правил. Но своей податливостью и покорностью, своим подобострастным умением дать, когда просят и даже когда не просят, мы взрастили и чиновничий беспредел, и «басманное правосудие». Мы действительно реанимировали раздавленные последними годами советской власти производства, создали (в общей сложности) более 2 млн высокооплачиваемых рабочих мест. Но мы не смогли убедить в этом страну. Почему? Потому что страна не простила бизнесу солидарности с «партией безответственности», «партией обмана».

Ходорковский хочет подменить понятия, дистанцироваться от режима Ельцина, от сбитых летчиков. Крупные американские корпорации, вкладывавшие миллиарды долларов на территории СССР для ее развала, — вот показательный пример якобы незаинтересованности бизнеса в политике. Известны десятки случаев, когда транснациональные корпорации сотрудничали с самыми одиозными африканскими диктатурами. Да и не существует в материалистической диалектике никаких отсылок на мораль. Кровавый Ходорковский тому пример…

Я покашлял. Беседа с Шингаркиным длилась уже несколько часов.

— Что ты сам думаешь по поводу этого письма? — неожиданно спросил он.

Я ничего не думал. Или даже так, думал: пути Господни неисповедимы, а Ходорковский пытается выдать желаемое за действительное, обелить кровавое прошлое. Кстати, первым, кто одернул Ходорковского, был Борис Абрамович Березовский, демон-поэт. Возмущенный этим открытым письмом, он потребовал опубликовать его ответ.

«Ходорковский сознательно сделал выбор в пользу СИЗО № 4, и это поступок — вне зависимости от того, надеялся ли он на то, что власть будет соблюдать собственные законы, — писал Березовский. — Этот шаг несет в себе за-данность на всю оставшуюся жизнь. Либо ты пронесешь этот тяжкий крест, либо он раздавит тебя. Поэтому мне абсолютно непонятны жеманные стенания либеральной общественности по поводу возможности спора с автором. Мол, неэтично тем, кто еще не в клетке, оппонировать заключенному. Как мне представляется, Ходорковский пошел в тюрьму как раз потому, что уверен в своей невиновности и решил доказать это публично. А лучшей трибуны, чем Матросская Тишина, в России точно нет. За это ему и честь, и хвала, и уважение.

Борис Ельцин и его реформаторское окружение, придя к власти, не нашли силы подвести черту под тоталитарным прошлым. По крайней мере, в двух случаях — после путча 1991 года и после попытки переворота 1993 года. Ельцин обязан был поставить вне закона тех, кто привел страну к краху и организовал массовый террор против своего народа: КПСС и КГБ. Деятельность компартии должна была быть прекращена, КГБ — распущен как преступная организация. Но главное в другом: вся нация должна была проявить нравственную волю и покаяться. Покаяться всем вместе за уродливое прошлое, в котором истязали и убивали самих себя, убивали и насиловали других.

Немцы каются третье поколение, а грехов у них не больше нашего. Каются и возрождаются.

В этой связи ошибка Ходорковского состоит в том, что написанная (или подписанная) им статья допускает трактовку ее как извращение идеи покаяния. Безусловно, фарс — каяться перед президентом, который гордится тем, что он чекист.

Ельцин, передавая власть Путину, обязан был подвести черту под революционным этапом реформ. Шаг, который Ельцин обязан был сделать, но не сделал, — политическая и экономическая амнистия всех реформаторских сил, т. е. юридическое закрепление результатов революции. К сожалению, первый президент России разменял этот необходимый шаг на собственный иммунитет и ушел на пенсию. Ельцин не учел, что революционер на пенсию не уходит. Он до конца своих дней в ответе перед миллионами людей, которых повел за собой. И то, что выбор этих людей в пользу демократии был добровольным, не снимает исторической ответственности с лидера реформаторов Бориса Николаевича Ельцина.

Приход Путина к власти в 2000 году означал не только прекращение поддержки либеральных реформ сверху, но и наступление на только что созданные демократические институты: независимый парламент, самостоятельные регионы, независимые от государства СМИ, неподконтрольный чиновникам бизнес. Впервые нужно было защитить демократию не вместе с властью, а вопреки ей. Для этого необходимо было проявить политическую волю и «выйти на площадь». Воля — это убежденность, превращенная в действие. Убежденность уже есть, а вот смелости для действия недостает. Особенно пугливыми оказались те, кто претендовал на роль демократических лидеров, потому что им уже было что терять».