Шаги и бряцанье приближались. Всхрапнул конь господина Рихтера, охнула и запричитала мать. В ноздри ударила вонь тухлого мяса и нечистот, раздалось влажное причмокивание, будто беззубый старик пытался облизать жирный мосол.
– Давай уже, – рука в перчатке грубо вырвала из пальцев Улисса штаны, которыми тот пытался неловко прикрыться. – Выпрямись, крысеныш.
Того уже мутило, от страха и от обволакивающих миазмов, но подчинился, выпрямился и поднял голову, стараясь удержать поднявшийся к горлу ком.
Существо, что притащил солдат, когда-то было человеком, об этом говорили остатки одежды, висящие на худой фигуре словно лишайник на сухих ветках. Но Пустоши превратили несчастного в нечто ужасающее, в тварь с головой пиявки и повадками насекомого. Из шамкающей пасти, бордовой и влажной, нестерпимо смердело, на покрытую пятнами грудь постоянно стекали длинные вязкие слюни.
– Не дергайся если хочешь жить, – предупредил господин Рихтер.
Солдат, держащий цепочку, толкнул существо к Улиссу. Чудовище дернулось, закачалось и потянулась к мальчику своей огромной пастью, будто хотела попробовать кусочек.
Улисс зажмурился, пытаясь не поддаться панике, даже перестал дышать, молясь лишь о том, чтобы тварь ничего ему не сделала.
Кожи касалось горячее дыхание, после которого оставалось неприятное ощущение липкости. Когда клокочущие звуки из глотки раздались перед самым лицом, Улисс чуть было не сорвался с места от ужаса, но выдержал, до боли сжав челюсти.
Экзекуция длилась недолго, хотя казалось, что целую вечность. Должно быть тварь сразу могла почуять спрятавшуюся в человеке заразу, и не было нужды обнюхивать с ног до головы.
– Сюда, холера, – цепочка звякнула и тварь суетливо заковыляла прочь, удаляясь.
– Эй, парень, – донесся голос господина Рихтера. – А ну, лови!
Улисс успел раскрыть глаза и поймать что-то маленькое, теплое. Раскрыл ладонь – то оказался небольшой гладкий камушек с красивым извилистым рисунком.
– Не разорвало, – то ли с досадой, то ли задумчиво прокомментировал капрал. – А ну отдай, басота.
Он забрал камень, подал начальнику.
– Что хочешь за парня? – спросил господин Рихтер.
– Пройти туда, – тут же откликнулся отчим, указывая за шлагбаум. – И два золотых.
Капрал в голос захохотал, будто Густав сказал очень смешную шутку. Господин Рихтер покачал головой, ответил:
– Для беженцев проход закрыт, приказ барона. Что до золота…
Он наклонился к притороченной к седлу походной сумке, вытащил тугой бурдюк и несколько полосок вяленого мяса.
– Это вам сейчас нужнее любого золота.
Отдал хрюкающему от недавнего смеха капралу, тот бросил еду к ногам отчима.
– Сейчас еще принесут сухарей и изюм, – сказал Рихтер. – На том, думаю, сделку закроем.
– Но господин! – возмущенно воскликнул Густав, на замолк, остерегаясь шагнувшего к нему капрала.
– Кстати, – Рихтер, который было поворотил коня в сторону лагеря, задержался. – Можешь продать и девочку, так и быть, накину серебром.
Улисс замер с вещами в руках, пытливо посмотрел на отчима. Тот перевел взгляд с Рихтера на супругу, которая испуганно отшатнулась, прижимая хнычущую дочку к груди. Было видно, как в Густаве борются страсти, как тяжелые и гадкие мысли переползают под его толстым лбом.
И все же, он прогнил не полностью. Медленно покачал головой и глухо ответил:
– Не продам – моя кровь.
– Отрадно, что еще осталось в мире место для родительской добродетели, – похоже, господина Рихтера отказ нисколько не расстроил. – Эй, мальчик! Одевайся и следуй за мной. Нужно до темноты успеть в замок.
Улисс торопливо принялся натягивать вещи, грязные и задубевшие, но это было куда приятнее, чем ощущать дыхание чудовища. И затягивая подвязку штанов вдруг понял, что сейчас останется совсем один, что его продали навсегда, что это не игра и не шутка. Все надежды и желания разом превратились в пропасть, в которую предстояло шагнуть не по собственной воле.
Руки задрожали, взгляд затуманился от слез.
– Живее, – толкнул его в спину капрал.
Улисс подался вперед и бросился к матери, с трудом сдерживая рыдания. Уткнулся лицом в прохудившийся шейный платок, захотел закопаться поглубже, словно это могло вернуть в те времена, когда все было хорошо.
– Все будет хорошо, – ласково проговорила мать. – Это лучший выход, мой мальчик. Прими судьбу с благодарностью.
И прошептала на ухо, так тихо, будто сама боялась услышать собственный голос:
– Возьми вот это… Помни обо мне.
Что-то холодное и тонкое легло Улиссу в ладонь, и тот машинально спрятал подарок в рукав, понимая, что его не должны увидеть.
– Хватит сопли разводить, – прорычал капрал, дергая Улисса за плечо. – Господин Рихтер тебя ждать должен, дризга?
Бледное лицо матери с полосками слез превратилось в отдаляющееся пятно, перед глазами качнулась буро-зеленая трава – и вот уже под ногами взбитая копытами дорога, ведущая в сторону заставы. Мимо проплыл шлагбаум – деревянная доска с полосками дегтя, показались грязные и стоптанные сапоги солдата. За спиной раздался хриплый голос капрала:
– Побережье там, за лесом. И не вздумайте зайти на земли барона – враз на голову укорочу!