Демоны Микеланджело

Скульптору пришлось сжать кулаки, чтобы унять гнев и не наброситься на добрую женщину — статуя выглядела живой и теплой благодаря особой обработке мрамора, которую Микеланджело собирался тщательно изучить, уксус, без сомнения, разрушит эту нежную текстуру, как только соприкоснется с ней. Пока он придумывал, как ответить синьоре Косме, не нарушая рамок приличия, почтенный правовед предложил собственный способ избавиться от заразы. Очистительное пламя, и нет лучшей защиты, считал он. Статую следует обложить соломой и хворостом, а затем — поджечь. Мраморным каминам от огня никакого вреда, с идолом тоже ничегошеньки не случится.

Судьбина часто несправедлива к смертным — трудности накатили на него со стороны, которую Микеланджело считал союзной! Похоже, пришло время вмешаться, он решительно направился к изваянию, казалось, готовый прикрыть его от опасности собственным телом, провел ладонью по прохладному мраморному бедру. Изваяние пролежало в почве больше тысячи лет и покрылось сеточкой трещин, некоторые были тоньше человеческого волоса, другие и вовсе незаметны, но влага проникает с их помощью в самую глубину. Если опалить статую огнем, влага мгновенно превратится в пар и неизбежно расколет мрамор на куски, тогда семейство де Розелли лишится шедевра, который способен положить начало величайшей из коллекций Флоренции!

Он подошел к Филиппе, который выглядел польщенным и растерянным одновременно, и ободрил его. Спасет изваяние только алхимия — самая прогрессивная из доступных непраздным умам наук, разумеется, если синьор де Розелли выразит желание приобрести небольшой бочонок карминьяно[7], а кроме того, субстанцию, именуемую «драконья кровь» и наличествующую в домашней лаборатории мессира Бальтасара.

Кучер тут же выскочил вперед и угодливо поклонился так глубоко, что поросший щетиной подбородок коснулся груди:

— Ежели кто из вас, синьоры, знает, как этот суп… тьфу… словом — штуковина выглядит, я готов за ней сбегать, за-для-ради хорошего дела! Мессиру оно теперь без надобности. Наследникам его — тем более, среди них могут оказаться богобоязненные люди, которым вся эта музыка не требуется. Зачем добру зря пропадать? — его намерение тут же было подкреплено парой монет, которые швырнул синьор де Розелли.

Дожидаться бочонка с вином пришлось несколько дольше, ведь синьора Косма лично выбирала его. Этой рачительной женщине пришлось сделать немало глотков, прежде чем она выбрала самое кислое и негодящее. Но время ожидания не пропало напрасно, синьор Буонарроти как раз успел, прибегнув к помощи слуг, привести в рабочее состояние забрызганную жидкой грязью лебедку, оплести статую веревками.

На земляном полу пристройки разложили небольшой костер, чтобы согреть громадный чан с вином. Когда над поверхностью закурился легкий пар, синьор Буонарроти эффектным жестом высыпал содержимое пузырька с этикеткой «драконья кровь». Предполагалось, что полученная смесь целиком и полностью очистит статую от вредоносных миазмов, в существовании которых Микеланджело очень сомневался. Порошок мгновенно растворился, в облаке пара рассыпались крошечные сверкающие искорки. Синьора Косма охнула и перекрестилась:

— Господи Иисусе, на все твоя воля!

Когда все кругом наполнилось пряным ароматом, синьор Буонарроти сделал работникам знак, чтобы начинали. Они медленно повернули скрипучий ворот лебедки, статуя вздрогнула, поплыла сначала вверх, потом качнулась и стала опускаться прямиком в винную купель. Мраморные стопы исчезали в клубах парах, раздался звук, похожий на легкий всхлип, статуя накренилась и погрузилась в жидкость насколько позволила глубина чана — целиком, до самого венца из виноградных гроздей.

Экономка сделала несколько мелких шажков, приблизилась к синьору де Розелли вплотную, и зашептала ему на ухо, привстав на цыпочки:

— Помяните мое слово, синьор! Напрасно вы позволяете такое чародейство. Разве мыслимо ждать добра в доме, где черти плясали на шабашах? А ну как идолище оживет?

Кучер стащил засаленный берет и перекрестился, правовед побледнел — статую стали осторожно извлекать из чана и вернули на подставку. Винные капли стекали вниз, вся поверхность невыразимо прекрасной статуи оказалась покрыта нежнейшей пленкой естественного телесного цвета, Микеланджело и сам был готов поверить, что веки молодого Вакха вот-вот вздрогнут и откроются, а грудь начнет раздаваться от глубокого вдоха, а уста разомкнутся…

Он невольно вздрогнул и оглянулся, когда за спиной раздался вкрадчивый голос:

— Что здесь происходит?

Дверной проем перечеркнула бесконечно длинная тень, которую отбрасывала недобрая птица с огромным клювом. Адское, черное, демоническое видение! Слова повисли в плотной, физически ощутимой тишине, присутствующие переглядывались. Экономка принялась креститься, кучер вдруг начал громко икать, и только правовед, сер Таталья, обладал достаточным здравомыслием, чтобы уточнить:

— По какому праву, синьор, вы явились сюда и задаете вопросы?