Демоны не спят

— Но как же этот корабль взял над вами такую власть? — поинтересовалась она. — Он же на воде, а деревня на суше.

— «Цензор» стоит у берега и дымит в две трубы, а дым сносит прямо на деревню. Не простой дым: у нас от него мозги туманятся, и характер портится. Думаешь, отчего мы тут такие неприветливые — все из-за цензуры этой поганой. Наглотаешься дымища и можешь делать только то, что можно. То есть то, что «Цензор» разрешит. Тоска, а не жизнь. Такого, наверное, даже в унылой Обыкновении не бывает.

— Бывает, — возразил Даг. — Не везде, но в некоторых местах еще как бывает. Правда, обыкновенская цензура больше всего ограничивает свободу слова и печати.

— Свободой слова у нас теперь и не пахнет, дымом все провоняло, а вот свободы пищать — сколько угодно. Хочешь сказать что-нибудь не по-ихнему, а получается один писк. Одно могу сказать… — староста гневно разинул рот, но оттуда вырвался лишь высокий протяжный писк.

— Э, ребята, да вы, я смотрю, влипли не на шутку, — посерьезнел Даг. — Как же вас угораздило такое допустить?

— Так ведь хотели как лучше, чтоб, значится, детишки раньше поры не узнавали чего не надобно, чтобы брани нехорошей поменьше стало, то да се… «Цензора» этого мы сами и пригласили, а как смекнули, так уже поздно было. Просить его уйти бесполезно, а прогнать — силенок маловато. Вот и скрипим зубами, а поделать ничего не можем. Поможешь — так мы тебя припасами по уши завалим.

— Так, — принялся размышлять вслух юноша. — Должен признаться, что всякого рода цензуру я и сам на дух не переношу. Считается, что у нас ее нет, но на самом деле мы тоже затюканы всякими идиотскими правилами, указаниями и предписаниями. Помочь вам — дело святое, тем более что, как я понимаю, это и будет мое первое испытание в игре. Сделаю, что смогу, но сначала мне надо разузнать об этой посудине побольше. Например, ты тут про дым говорил он что, шибко вонючий?

— Я бы не сказал. Запах у него сладкий, даже приторный. Поначалу кажется приятным, а потом… — староста махнул рукой. — Ну сам посуди: в каком настоящем деле можно обойтись без забористого словца? Ежели ты, скажем, каменщик, а тебе напарник булыжник на ногу уронит — ты что скажешь? То-то и оно — а у любого из нас только «пи… » и получится. Или, скажем, присмотрел ты девку и хочешь назвать ейные причиндалы своими именами. Так ведь и тут дальше «пи… » не двинешься. Вот она, свобода пищать. Жуть!

— Жуть! — согласился Даг. — Как, говоришь, будет по-вашему собака женского рода?

— Пи…

— Так я и думал. Тяжелый, однако, случай. У нас в Обыкновении в некоторых землях тоже вводили цензуру из самых лучших побуждений: ради укрепления нравственности и всего такого. Кончалось это везде одинаково — люди теряли даже подобие свободы. Им навязывали правила, которые могли даже не иметь смысла, их просто требовалось выполнять. Скоро вам просто нечем будет дышать.

— Ты прав, — печально кивнул староста. — Мы уже, можно сказать, задыхаемся в этих гнусных парах.

Остальные дружно закивали, а некоторые, еще и закашлялись.

Нада пребывала в изумлении: выходило, что она недооценила обыкновена. Парень оказался куда смышленее, чем ей казалось. Это ж надо было так быстро вникнуть в здешние проблемы и найти общий язык с неприветливыми перешейцами!

— Ладно, — подолжал Даг. — Суть дела мне более-менее ясна. Но известно ли вам, как с этой напастью бороться?

— Известно-то известно, только нам это, к сожалению, уже не под силу. Здесь нужен человек со стороны, не отравленный дымом. Поэтому мы к тебе и обратились.

— Ну-ну, и что нужно делать?

— Нужно залить топки под трубами либеральной перекисью. Цензурный фимиам от этого скиснет и вместо дыма цензуры из труб повалит дух свободы. «Цензор» этого духа на дух не переносит, так что ему ничего не останется кроме как отвалить от Перешейка и отправиться на… пииии…

Губы Дага искривились в усмешке — видать, в Обыкновении бытовали иные способы борьбы с цензурой и пробуждения духа свободы — однако высказываться по этому поводу юноша не стал.

— Как добыть эту перекись? — полюбопытствовал он.

— Ясно дело как: зачерпнуть перекислым ведром из перекислого колодца.

— Ну конечно, как же иначе… И где вся эта перекислятина находится?

— Так сразу и не скажешь. Раньше-то мы знали, но нынче «Цензор» объявил эти сведения государственной тайной и присвоил им гриф секретности. Кто пытается выведать секрет, того гриф долбает клювом по темечку. Ежели кто что и может сказать, так это Ведьма К.

— Ведьма К?

— Она самая. Колодец перекислый, он вроде как в ейных владениях.

— А где они, «ейные» владения. Далеко?

— Так… Пии… же их знает.

— Лихо! Ну хоть в какой стороне?

— Вон там — староста указал рукой, с опаской глядя на небо: не иначе как побаивался грифа секретности.

— Стало быть, нам туда, — заявил Даг. — Готовьте припасы, я вернусь.