Раздался странный чавкающий звук, словно кулак попал не в кость, а шмякнул по сгустку слизи. Но еще более странными были последствия удара. Голова лже-Бурышкина лопнула, словно гнилой арбуз, во все стороны брызнула грязная, вонючая жидкость, полетели ошметки розовато-серой, ноздреватой плоти. Тело лже-Бурышкина стало оплывать, как оплывает весной снежная баба, и скоро на полу образовалась огромная черная лужа.
– Вот так с ними и надо, – довольно заметила шаманка.
Она плюнула в самый центр лужи, и та начала съеживаться, принимать различные причудливые формы, то становясь силуэтом кошки, то – змеи, а то и вовсе крокодила. Наконец черная жидкость свернулась окончательно, но не исчезла, а превратилась в небольшой блестящий, перекатывающийся из стороны в сторону шар, вроде крупной капли ртути. Катя ловко подхватила шар и сунула его в кожаный мешочек, похожий на старинный кошель, и крепко затянула завязки на нем.
– Как же так? – удивленно спросил Никифор. – Я на него… или на нее с саблей… Махал, махал, даже, кажется, разок попал, и ничего… А тут с одного удара…
– Меня вовремя позвал, – пояснила шаманка.
– Значит, это ты?..
– Маленько. Но если бы Бурышка не стукнул…
– Он сначала девушкой был, – после паузы стал рассказывать Никифор. – Вон ею. – И он показал на Лильку.
– Это они умеют… Оборачиваться то есть.
– Кто они?
– Ну, кто. Сам знаешь – албасты. По-вашему, бесы или демоны. Тут у них гнездо.
– Гнездо?!
– Ну, да. Нет, не гнездо даже, а ворота.
– Куда ворота?
– В их мир. В Нижний. Это место нехорошее. Давно. Тут раньше плохое кладбище было. Давно. А потом дом построили. Недавно. А им это и надо. Вот они тут и ходят взад-вперед. Как дыра. Лазают.
– А парень наш где?
– Не нашла. Прячут где-то. Но найду.
– Но зачем он им?
– Сама плохо знаю. Может, он скажет. – Катя потрясла в воздухе кожаным кошелем. – Или другие.
– Послушай, а хозяйка здешняя?.. С ней что?
– Она тоже из них. Албасты.
– Неправда, никакая она не албасты! – вскричала доселе молчавшая Лилька. – Светлана Петровна – вполне нормальная женщина.
– Смотри ты, заговорила, – захохотала Катя. – А я думал: померла. Может, ты сама из этих? Нужно присмотреться.
– Это к вам нужно присмотреться! Какая выискалась! Баба-яга!
– Тише, тише, не ругайтесь, – стал успокаивать Бурышкин. – Мы сюда не за этим пришли.
– А зачем, зачем?! И вообще, откуда известно, что Павел здесь? Выдумала тоже. Ворота… дыра… Лазают… Если кто и лазает, так это вы. Нет тут никаких ворот! И демонов нет.
– Да как же?!. – изумился Никифор. – Ведь ты сама несколько минут назад видела… это существо.
– Ничего я не видела. Я… э-э… спала!
– Вот так раз! Не понимаю…
– Зато я видел, – раздался за спиной мужской голос. Бурышкин обернулся. Перед ним стоял лихой таксист Иван Трифонов. Вид у него был несколько помятый и как будто даже нетрезвый, а в руках водила сжимал самодельную коптилку, горючая жидкость в которой напрочь отсутствовала.
– Видел, – замогильным голосом произнес таксист и заметно качнулся.
– Что вы видели? – вежливо поинтересовался Никифор.
– Парня вашего видел.
– Неужели?!
– Да точно!
– А это еще кто? – с удивлением спросила Катя.
– Таксист, который нас вез сюда, – объяснил Никифор. – Как ты отправилась по дому путешествовать, он и явился. А тут, глядь, вход исчез. Вместо него – зеркало. Вот он и отправился дверь искать, расколов перед этим зеркало.
– Ага, ага. Ну, докладай, чего видел?
– Залез я, значит, туда, в дыру эту, – стал рассказывать таксист. – Ну, иду, значит. Понятное дело, темно. Коптилка моя еле тлеет. Шагаю себе. Стены ощупываю.
– Они что, каменные? – спросил Бурышкин.
– Да как сказать… Не понял я, да и не в этом дело. А вам, собственно, не все равно?
– Не обращайте внимания. Мы вас слушаем.
– Каменные, деревянные – какая разница! Вы лучше мне выпить принесите. Такого страху натерпелся. Выпить, говорю, тащите! Вот ты, девка, и тащи!
– Опять он указывает, – огрызнулась Лилька. – Тебе нужно, ты и неси.
– Хорошо. И принесу. И не побоюсь. – Таксист шмыгнул на кухню и тут же вернулся, неся в руках бутылку коньяка. – Вот, – заявил он. – То, что надо. – И, распечатав бутылку, сделал прямо из горлышка могучий глоток. – Так вот, – продолжил он, – иду я себе, иду… И вдруг…
– Черт! – воскликнула Лилька.
– Нет, не черт. Заткнись, дура, тебя не спрашивают. Хамка!
– От такого слышу. Урод! Еще оскорбляет!
Таксист неожиданно заплакал. Крупные капли текли по его плохо выбритым щекам. Он горько всхлипывал, размазывал рукой слезы по щекам и что-то еле слышно шептал. Бутылку, однако, из рук не выпускал.
Никифор тяжело вздохнул. Он уже понял: ничего толкового от этого человека не добьешься. Шаманка равнодушно смотрела сквозь него, а Лилька презрительно улыбалась.
– Такого страху натерпелся, – сквозь слезы сообщил таксист, – а тут с грязью смешивают.
– Никто вас ни с чем не смешивает, – укоризненно произнес Бурышкин. – Успокойтесь, ради бога. Хотите, излагайте дальше, не хотите – садитесь и отдыхайте.