— Да я толком и не знаю. Он в бреду почти всё время, бормочет что-то про обман. А группа его говорит, что ничего необычного не случилось. Насколько можно назвать это всё обычным, — девушка вздыхает. — Только что низших было очень много. Его отрезали от остальных и кто его ранил, никто не знает. Распотрошило его…
— Про какой обман он говорит? — меня цепляет это слово, и не нравится его сочетание с прорывом хаоса.
Последний раз я слышала про обман под вой демонов от Панаевского.
— Да кто разберёт. Обманул его кто-то. Может, это и не связано с вылазкой. Засело в голове что-то, вот и бредит.
— А можно с ним поговорить? — осторожно прошу я.
— Категорически нет, — она вмиг становится строгой и серьёзной. — Любопытство тут совершенно неуместно, его нельзя беспокоить.
Видимо я смотрю на неё так умоляюще, что целительница немного смягчается и, оглянувшись, тихо говорит:
— Вот когда его на базе исцелят, найди и тогда сможешь поговорить. Крестовский, двадцать пятая усиленная группа, их позывной «Лисица».
Я искренне благодарю её, и за информацию, и за исцеление. Провожу по гладкой щеке — на ощупь ни следа. А вот девушка явно вымоталась, дышит тяжело, присела на табурет и обмахивается немного дрожащей рукой, несмотря на прохладу.
С её позволения ухаживаю, принеся воды. После второго стакана ей немного легчает.
— Странный ты, — она вглядывается в нашивку на моей рубашке, — Белаторский. Рана, конечно, серьёзная, но это не оторванную руку к телу приделывать. А тяжело было, словно из другого мира вытаскивала. И сила твоя… колючая.
— Всегда так, — нагло вру я. — Нелегко целителям со мной. Такой вот дар богов, со своим побочным эффектом. Тебе по-своему повезло, а мне вот так.
Такими темпами мне и к целителям скоро дорога будет закрыта. Надо проверить, на Олеге. Только как-то сначала слово с него стребовать, не болтать. Но с его подозрительностью, после ночи в деревне, это будет проблематично.
— Сочувствую, — верит она сразу, к моему счастью. — Ты уж тогда постарайся больше не засыпать на горячих бытовых приборах. Хорошо, что больше никого нет, а стандартная вылазка только ночью. Хоть успею восстановиться.
Я только киваю и, еще раз поблагодарив и извинившись, сматываюсь. Снова зову Намтару и снова без толку. Нахожу группу по воплям командира.
— Рожей в песок не падать! — раздаёт он последние указания. — А то будете, как этот, — он видит мою вылеченную щёку, — был. В вылазке со всех сторон долбит! Будете суетиться, своим же под руку попадёте. Облегчите тварям задачу — прибью! У-у-у, дрищи!
Мы все уже настолько привыкли к громких звукам, что только киваем, каждый думая о своём. И даже Володя больше не вздрагивает. Только смотрит грустно. И почему то на меня. Я вопросительно поднимаю брови, но он мотает головой.
Надеюсь в его голове не новая принцесса с красным крестом на груди. Хотя, лучше бы только это.
Нас размещают в бараках, вытянутых и узких, несколько десятков однотипных коек стоят ровными рядами вдоль обеих стен. Невысокие, в локоть, вытянутые окошки над самой крышей. Такие годятся только понять, что за окном — ночь или день.
Хотя, говорят, во время бури самая настоящая ночь и наступает. Так что, кажется, окна тут просто, чтобы помещение не казалось бункером под землей.
На этой базе более оживлённо. Из лётных ангаров доносится грохот и смех. Пустынники бегают от строения к строению. Тут круглосуточная боевая готовность, твари могут объявиться в любой момент.
Да и на постах по периметру не такие расслабленные ребята стоят. Бдят, не отводя взгляда от пустынного марева.
Из развлечений — самопальный ринг, сооруженный из четырёх бочек с натянутыми верёвками. Там врукопашную сошлись двое, а вокруг расставлены выцветшие огромные зонты, укрывая болельщиков. У одного из наблюдателей в руках зажаты купюры и он ими рассерженно машет. Судя по форме, какой-то старший офицер.
Каритского тут же заинтересованно клонит в ту сторону, приходится корректировать его траекторию. Да и Богдан разминает плечи, довольно ухая. Как бы эта парочка не спелась и не пошла туда. Хотя, что может случиться?
Ко мне триумфально возвращается паранойя. Поэтому я делаю вывод, что случиться может что угодно.
На ужине опять отбиваюсь от вопросов любопытных друзей. Втягивать их в свои непростые отношения с Эратским я не хочу. Пока не разберусь, что это за отношения вообще.
Ещё и Яр в башке отчаянно матерится. Нашёл знамя. На его угрозы и увещевания не обращаю внимания. Только обещаю, что в следующий раз я ему подарок прямо в глотку засуну.
Чтобы успокоиться, подумать и побыть в тишине, иду на прогулку по периметру. Ночь в пустыне — удивительная штука. Пекло, такое беспощадное днём, резко спадает. И из-за этого перепада кажется, что замерзаешь.
И как только садится солнце, безжизненная земля оживает. Писк, порхание крыльев, тихое урчание — всё вокруг наполняется звуками. Один из них привлекает внимание — отдаленная возня и высокий то ли свист, то ли визг.