Яру долгожданная весна не понравилась: она оказалась грязной и зловонной. Но не только это портило ему настроение. Яр был обижен едва ли не на всю деревню — все чаще и чаще приходилось ему выслушивать недобрые слова в свой адрес. Несправедливость обвинений возмущала его: поначалу он спорил, доказывая, что решение оставить космача в живых принимал не он. Он только просил не убивать великана. А решение принимал Петр. С ним согласились и доктор Эриг, и Ларс, и преподобный Гурий Хоб, и даже глава всех охотников Георг. У каждого были свои резоны: помешанный на науке Петр собирался исследовать космача; Ларс, убедившись, что пленник умеет разговаривать на непонятном пока диком языке, предлагал использовать космача для переговоров с сородичами — если те вновь объявятся в этих краях. А охромевший Георг надеялся выдрессированного молодого людоеда, чтобы впоследствии использовать при охоте на крупного зверя.
У каждого из них были свои планы. Но пока космачом занимался один только Яр — на него-то все шишки и валились.
Два раза в день Яр покидал селение и по расчищенной Фрэнком дорожке брел к огромному покосившемуся бараку, с которого — как знал здесь каждый — началась история деревни. Именно это уродливое строение возвели первые бежи, возглавляемые Айваном. Здесь они ютились несколько месяцев, выстраивая рядом то, что впоследствии превратилось в большое, окруженное стеной селение. И когда пионеры перебрались в куда более уютные избы, в неказистом бревенчатом сарае был устроен склад. Потом здесь обитала приобретенная у людов скотина. Потом строение переоборудовали под амбар. Потом начали стаскивать сюда ненужный деревне мусор… А теперь насквозь продуваемый, но еще крепкий барак, изгоем стоящий в сотне метров от защищенного частоколом селения, превратился в тюрьму для единственного пленника.
Яр приносил арестанту еду, доливал в поилку воду, неумело заделывал стенные щели. Ухода космач требовал почти такого же, как куры, за которыми Яр присматривал раньше, так что дело было привычное.
Ларс сдержал свое слово — Яру теперь не поручили никакой работы. Но так вышло, что Яр работой обеспечил себя сам. Он мог бы лежать у печи, грея бока, и никто ему, наверное, и слова против не сказал бы. Но не получалось — стоило чуть поддаться лени, стоило немного задержаться дома, как тут же просыпалась совесть, а в голову лезли докучливые мыслишки: а как там Угр? Проголодался, наверное. Соскучился. Ждет.
Бездельничать дальше было невозможно. Яр собирался и шел к арестанту.
Тот действительно ждал; действительно был голоден и скучал.
Места в гниющей, но крепкой тюрьме было предостаточно, несмотря даже на объемные груды мусора. Дощатые полы были сняты давным-давно, и космач спал на голой земле. Яр, впрочем, успел наносить в барак немного соломы, а среди мусора попадалось кое-какое тряпье. Но космачу, кажется, было чуждо стремление хоть к какому-то уюту. Солому он растаскал по всему помещению, а найденные тряпки использовал исключительно в качестве игрушек. И не только тряпки. Ржавые железки, глиняные черепки, деревянные плашки — все, что можно было раскопать в кучах мусора, годилось космачу для непритязательных игр. Он гнул железо, выкладывал на земляном полу примитивные узоры из керамических осколков, строил башенки из обрезков дерева. Но он все бросал, когда приходил Яр.
Они здоровались каждый на свой манер.
— Привет, косматый, — говорил Яр, поднявшись на пружинистый непрочный настил, где в незапамятные времена хранили сено.
— Угр, — отзывался великан, глядя вверх и радостно скалясь.
Яр кидал ему мясные обрезки, хрящи и кости. Тонкой струйкой лил воду в пятиведерную лохань-поилку. А, закончив дела, садился на жерди настила и, свесив ноги, начинал разговаривать с космачом.
— Дурак ты, — напоминал он ему каждый раз. — Поперся со мной, и вот тебе результат: сидишь в грязи в четырех стенах. А убежал бы тогда в лес, как я тебе предлагал, и жил бы себе вольно, как раньше.
Космач ворчал. Слов у него в запасе было негусто, и Яр даже вроде бы понял, что означают некоторые из них: «храб» — «вверх», «бросать», «ррар» — «пища», «есть», «гарб» — «человек», «существо». Яр все ждал, когда космач воспользуется своими телепатическими способностями. Но тот, будто подросток-идиот, с открытым ртом смотрел на сидящего наверху человека-кормильца и ронял капли слюны себе на грудь.
Впрочем, иногда Яру думалось, что космач понимает куда больше, чем это может показаться.
— Ты бы хоть подмигнул мне, что ли, если понимаешь, о чем я тут с тобой судачу, — говорил Яр, невольно перемежая свою речь людскими словечками. — Или головой качнул бы… Не хочешь? Ну и ладно.