Демоны вне расписания

– Блин! – сказала Монахова и немедленно выщелкнула из пачки очередную сигарету. – Так что вот тебе урок, подруга: слова – это ерунда. Поцелуйчики всякие – тоже. Только серьезные капиталовложения гарантируют серьезные чувства.

– Колечко с бриллиантом? – спросила Настя. Ей с трудом удавалось сегодня вставить слово в пространные рассуждения Монаховой. Кризис на личном фронте сделал ту раздражительной и многословной. При этом она успевала дымить, как паровоз, нещадно расходуя свой запас тонких французских сигарет и выбрасывая окурки в открытое окно.

– Да, колечко с бриллиантом! Это тебе не поцелуйчик, это денег стоит. Мужик три раза подумает, прежде чем на такое раскошелится. А если уж он все равно окажется многодетной скотиной… тогда колечко будет моральной компенсацией. У тебя, подруга, в случае чего моральной компенсацией будет… что?

Настя пожала плечами.

– Твоя наивность меня убивает…

– Не убьет, – сказала Настя. – Ты крепкая.

Фраза задумывалась как шутка, но Монахова как-то нехорошо сдвинула тонкие брови, и Настя поняла, что чувство юмора Монахова сегодня оставила дома.

– А что он тебе рассказал про ту вечеринку?

Настя сделала удивленные глаза.

– Я была на закрытой вечеринке и видела твоего Дениса. Он разговаривал с каким-то мужиком. Вспомнила?

Настя кивнула.

– Ну и что он тебе сказал?

Настя сделала задумчивое выражение лица.

– Бог ты мой, она даже и не спрашивала! – вздохнула Монахова. – Знаешь, я снимаю с себя всю ответственность за твою личную жизнь, потому что…

– А кто это тебя назначал ответственной за мою личную жизнь? – изумилась Настя. – Я уж как-нибудь сама…

– Сама?! – фыркнула Монахова. – Щас! Давай-ка я напомню тебе Васю с третьего курса, давай-ка я напомню, какими глазами ты на него смотрела и на что ты была готова, щелкни он только пальцами… И кто тебе вправил мозги?! И на практике в прошлом году…

– Знаешь, у всех бывают ошибки! Если я буду вспоминать всех твоих…

– А ты вспоминай! Вспоминай и завидуй, потому что там все мужчины как на подбор…

– И все они бросали тебя через три месяца.

– Это еще вопрос – кто кого бросал!

– Никаких вопросов! Они тебя покупают на три месяца, пользуются, ты им надоедаешь, они возвращают тебя в магазин и потом покупают другую дуру…

– Покупают? Меня – покупают?! Я что – шлюха?! Ты это хочешь сказать?

– Ты не шлюха, ты… Ты как будто кукла, которую показывают друзьям, чтобы похвастаться, а потом отвезти на квартиру и оставить там до следующей вечеринки.

– Да откуда ты что про меня знаешь? – Монахова резко соскочила с подоконника, попутно роняя сигареты, зажигалку, мобильник и остатки спокойствия. – Тебе кто дал право меня судить? Это моя жизнь, и я живу ее так, как хочу.

– А у меня – своя жизнь.

– И когда она окажется в заднице – не звони мне, не жалуйся, не плачься мне в жилетку!

– У меня она, может быть, окажется в заднице, а у кого-то она уже оказалась! Пока это ты плачешься мне в жилетку, а не я тебе!

– Да? Ну спасибо! Ну утешила, подруга! За всю мою доброту… – Монахова решительно шагнула к двери. – Помогай после этого людям…

– Куда тебя понесло? – Настя попыталась преградить ей дорогу, но Монахова шарахнулась в сторону, как от прокаженной:

– Уйди!

– Да ради бога! – Настя отступила в сторону, скрестила руки и превратилась в бесстрастного наблюдателя хорошо срежиссированной истерики.

Монахова вылетела в коридор, тут же развернулась и зловеще процокала каблуками на середину комнаты. Остановилась, убрала волосы с лица, чтобы Настя оценила выразительность ее глаз.

– Знаешь мой мобильный? – спросила она уже без прежних истерических ноток в голосе.

Настя кивнула.

– Нет, не знаешь! – Монахова швырнула телефон в открытое окно. – Я не хочу, чтобы ты знала номер моего мобильного!

Она торжествующе сверкнула двумя рядами прошедших процедуру отбеливания зубов и вышла из комнаты, сжав ремешок сумочки так, как будто это был заброшенный за плечо автомат.

– Ирка! – крикнула вслед Настя, но Монахова даже и не подумала отозваться. Она была сейчас выше этих детских имен, детских представлений о любви и дружбе и прочих детских предрассудков, от которых порядочная девушка должна избавляться одновременно с покупкой первых взрослых туфель на высоком каблуке.

Настя погрустила, посмотрела из окна, как Монахова, энергично размахивая рукой, ловит такси, а потом пошла лечить печаль к Тушкану. Тот при виде Насти, как всегда, стал заикаться, но потом успокоился – особенно когда они с Настей стали лазить по интернет-сайтам. Тушкан был больше привычен к оцифрованным девушкам, нежели к ходящим и говорящим; вероятно, он всегда испытывал мини-стресс, когда, просидев по восемь часов перед монитором, выбирался в коридор общежития и видел перед собой живых людей, которые не управлялись кликом мыши и зачастую действовали так, как будто у них большие проблемы с программным обеспечением. Тушкан медленно чесал в затылке, начинал заикаться, а потом поспешно возвращался к монитору и облегченно погружался во вселенную, где хотя бы отчасти присутствовала логика.