– Вчетвером, – поправил я. – Впятером, если кота считать.
– Зарываешься, Скорин?
– Никак нет, – вежливо возразил я. – Просто предпочитаю работать с собственной командой.
Блин, это была такая невозможно огненная фраза, что я наслаждался её звучанием целую секунду и только потом проклял себя за идиотизм. Что, если Дроздов обозлится и возьмёт свои слова назад? Что, если он сейчас вообще трубку бросит? И не перезвонит никогда-никогда?
Полковник не бросил трубку.
– Будь по-твоему. – Хотя, судя по тону, ему и самому очень хотелось так поступить. – Работайте вчетвером. Я пришлю машину.
– У нас есть райдер, – предупредил я, пользуясь случаем щегольнуть новым словечком – у Гены услышал.
– Что-что?
– Список требований. Условий, на которых группа согласна выступа… то есть работать.
–
– Матвею нужен ноутбук, – неумолимо продолжал я. – Самый нафаршированный и мощный. Он сам скажет какой. А Гене нужна еда, лучше сразу с запасом, на недельку-две, потом ещё привезёте. Ещё Рита просила какие-то профессиональные беговые кроссовки – это вы лучше у неё узнайте, я не запомнил.
– А твоей душеньке чего угодно? – елейным тоном осведомился Дроздов.
Я взвесил шансы на успех. И сказал.
– С ума сошёл? – поинтересовался полковник.
Понизив планку, я выдал вариант «Б».
– Этого не будет.
Я вздохнул и ещё понизил планку. Предупредил:
– Моё последнее предложение.
Сперва Дроздов не ответил. Минуту-другую мы играли в «кто кого перемолчит».
– Я посмотрю, что можно сделать.
Рокот и вибрация от двигателей заполнили степь. Вокруг ракеты заклубился дым, из сопл вырвалось пламя. «Союз» оторвался от земли и, ревя на всю округу, пошёл вверх «свечкой».
Народ вокруг ахал и пикал камерами смартфонов.
Я провожал корабль взглядом, пока он окончательно не растворился в яркой голубизне. То есть секунд тридцать. Потом скучающе вздохнул и обернулся к Матвею, Гене и Рите.
Н-да. Надо было тоже кроссовки просить.
Во-первых, с самого начала в моём райдере значилось «Взять на борт для участия в космической экспедиции». Более умеренный вариант «Б» – «Пустить в ЦУП и дать поуправлять полётом». А вовсе не «Одним глазком взглянуть на старт с расстояния в километр с лишним в компании балаболящих туристов».
Во-вторых, я говорил за себя. Нет, здорово, конечно, что ребята тоже развлеклись. Но, вообще-то, если б хотели – могли бы собственное желание на это истратить.
Ну а в-третьих, с учётом всего, что случилось за прошедшие месяцы…
– И не такое видали, да? – подняв бровь, резюмировала жующая жвачку Рита.
Матвей с отсутствующим видом таращился в небо. Гена поёжился на ветру и покосился на соседа, мелкого мальчишку, хрупающего чипсами.
– Видали, – сдержанно согласился я. – Но давайте-ка без зазнайства. Это, между прочим, гордость человечества.
– Мы, мож, тоже гордость, – возразил Геннадий, который по торжественному случаю, кажется, даже умылся. – Ну или станем. Лет через сто.
– Я убеждён, что в будущем осознанный контакт с единой межпланетарной информационной сетью будет признан достижением ничуть не менее, а то и более значимым, чем успехи в тривиальном физическом покорении пространства.
Я косо глянул на Матвея:
– Дружище, ты не очень-то задавайся. Ты схему «четыре-ноль» обещал до отъезда ещё допилить. Допилил?
Этот человек потупился:
– Почти. Мне осталось только…
– Эй, так нам что, снова по «три-один» работать? – возмутилась Рита. – Совести у вас нет! Обещали же!
– «Три-один» отстой, чуваки, – поддакнул Геннадий. – Одному снаружи дежурить скучно.
– Уймитесь, – строго сказал я. – «Два-два» вспомните, да? Нас с Ритой в тот раз чуть в фарш не провернули.
Оборачиваясь, я поймал взгляд мальчишки с чипсами. Малой застыл как изваяние, забыв прожевать то, что ещё оставалось во рту, и таращился на нас четверых наполовину испуганно, наполовину восхищённо. Я мимоходом послал ему покровительственную улыбку.
– Ладно, ребятки, идёмте. Пора домой. Работа ждет.
И я, Лекс Скорин, специальный уполномоченный по работе с ксеноинформационной средой, вместе со своей командой уверенно зашагал прочь с космодрома.