Демовщина

– Мне не нужна смерть храброго мужа, убившего четверых ассасинов, хоть я с легкостью могу забрать твою жизнь. Но я готов принять твою победу, если ты заберешь меня в Византию. Но знай, я свободный человек, таковым и останусь – в жизни и смерти.

Пахис бросил свой меч и сложил руки крестом на груди. Ливионус взмахнул мечом, но удар нанести не решился. Пахис не шелохнулся.

– Что ты хочешь? – спросил Ливионус.

– Я хочу вернуться домой, мне чужды чужие земли. Я македонец. Потомок Александра. Я хочу домой.

– Хорошо! Поедешь домой, но будешь гребцом. Я скажу, чтобы на тебя не надевали цепи, но, если будешь лениться, тебя выбросят в море.

– Я согласен.

Взгляды их встретились. Пахис смотрел на Ливионуса, как на старшего брата. В этом взгляде читалось храбрость и искренность. Никогда до этого Пахису не встречались благородные мужчины, но в Ливионусе он увидел силу и благородство. Зажатый в угол молодой воин был готов принять смерть, ни на минуту не испугавшись. Пахис владел мечами, как бог. Убить врага, да еще с рассеченным коленом, ему не составило бы никакой сложности, но он бросил мечи. Желание вернуться домой было настолько сильным, что Пахис готов был принять смерть от этого молодого моряка.

Ливионуса поразила смелость этого молодого ассасина. Его слова были искренни. Со временем они стали друзьями. Пережив вместе не одно сражение, не один морской шторм, они только доказали свою дружбу.

Молодые люди стали больше, чем друзья. Казалось, ничто не могло их разъединить, но в одном из сражений случайная стрела поразила Ливионуса в позвоночник. Он попросил Пахиса, чтобы тот избавил его от мучений. Пахис со слезами на глазах и болью в душе воткнул клинок в сердце своего близкого друга. Заняв его место, он был будто заворожен. Все говорили, что он живет за себя и за Ливионуса. Такая непростая, но типичная для тех жестоких времен судьба была у нашего Пахиса…

В Агиоме Пахиса должны были встречать руссы, посланные Аскольдом и Диром для сопровождения священнослужителей в Киев, чтобы осуществить обряд крещения. Фотий сдержал слово, данное Аскольду и Диру во время похода руссов на Константинополь. История этого похода до сих пор покрыта тайной. Огромное количество руссов на своих ладьях прибыло к стенам Царьграда. Никто не ожидал такого нашествия народа с севера. Царь в то время был в походе у Черной речки. Узнав о нашествии и разграблении его земель, он поспешил вернуться. С трудом попав в свою столицу, он вынужден был молиться о спасении. Тут-то и пришел на подмогу своему правителю Фотий. Он смог чудесным образом договориться с руссами, которые отступили от стен города и вернулись на свои земли.

Гарантией неизменности решения киевлян принять христианство должен был стать перстень, который Аскольду даровал Фотий I во времена похода руссов на Константинополь. Руссы должны были вернуть его Пахису. Пахис хорошо помнил этот перстень с ярко-голубым камнем. Ему довелось целовать его на руке Фотия в тот день нашествия руссов.

Берег у Агиома был полон людей. Пахис в окружении своих солдат сильно выделялся в толпе. Только ступив на берег, они тут же оказались окружены нищими, которые надеялись получить монету или что-то украсть. От толпы отделились шесть человек в красных плащах, высокого роста и с характерными для руссов щитами и мечами. В эти неспокойные времена руссы и печенеги чувствовали себя хозяевами на северных берегах Скифского моря. Между ними постоянно были стычки, причем очень кровавые. Местный народ понимал, что влияние и власть Византии на побережье Понта Аксенского[2] таяло. С одной стороны поднимались дикие племена, состоящие из местных и пришедших кочевников, с другой стороны объединялись руссы, и их влияние становилось все сильнее и сильнее. Нельзя было забывать и о полчищах печенегов. Эти кочевники присутствовали везде, и в эти годы они ничего не боялись.

Руссы подошли к византийским воинам вплотную. Воины встали живой стеной, не пуская богатырей к своему капитану. Старший из витязей достал перстень с большим голубым камнем. Он был прозрачным, но в то же время излучал слабый голубой свет. Пахис узнал перстень и дал команду пропустить.

– Я Яромир, старший этой дружины. Меня послал Аскольд, чтобы встретить посланника патриарха Фотия и его прислужников, а также сопроводить их в Киев для проведения обряда.

– Сколько вас? – спросил Пахис.

– Нас шестеро, но каждый достоин десятерых, – сказал Яромир.

Он великолепно говорил на греческом.

Они выглядели, действительно, как настоящие воины. Но доверять шестерым воинам посланников Фотия было опрометчиво. Как шесть человек, пусть и со славным прошлым, могут защитить наших людей, священнослужителей христианской церкви для священного обряда?