День 21. Книга вторая (СИ)

— Когда завыла сирена… она сильно испугалась. Изе пришлось увеличить дозу лекарств. Осталось примерно дней на десять. Хочется надеяться, что к этому времени мне удастся ненадолго слинять до аптеки.

Я вспомнила, каким отстранённым он был в последние дни, вспомнила, что он часто кому-то писал и звонил. Но я злилась и, вместо того, чтобы проявить участие и поддержать, эгоистично замкнулась в ответ. Сейчас всё было иначе, и мне самой хотелось говорить. Хотелось делиться, быть сопричастной. Быть нужной. Потому что Дэмиан стал мне необходим.

— Моя мать сейчас в госпитале. Она лаборант. Мы два года не разговаривали, — проронила я. Захотелось ещё выпить, но в бутылке осталось на дне.

— Почему?

— Из-за моего развода. Многие осуждали меня. Она была в их числе.

Дэмиан опустил глаза и, мне показалось, со злостью сжал челюсти.

— Что? — осторожно поинтересовалась я.

— Меня до сих пор бесит, когда я вспоминаю об этом. — Он сказал это с такой ненавистью, что я застыла от изумления. Ещё одна эмоция в копилку — я ни разу не видела его таким. Сегодня очень многое в первый раз. — Прости. Просто я знал тебя слишком долго и хорошо, чтобы осуждать.

— Видимо, не настолько, — усмехнулась я.

— Ты замечательная, Флоренс, а он должен был сесть в тюрьму, — подытожил он.

Черты его лица, ставшие на мгновение хищными, смягчились, расслабились. Он внимательно посмотрел на меня. А я впала в прострацию. Меня гипнотизировал его взгляд. Меня одолевали воспоминания, снова, чёрт их побери, одолевали, но теперь внутри меня не было чувства вины, страха или ненависти к себе за свою неполноценность, в них было сожаление. И недоумение. Где я была раньше? Почему так долго терпела? Зачем надеялась? Почему в упор не видела никого, кроме Коэна?

— Расскажи. О чём ты сейчас думаешь? — Дэмиан чуть склонил голову, пытаясь заглянуть мне в глаза. А я смотрела, как близко друг к другу наши руки, почти соприкасаются кончиками пальцев…

— Самое жуткое, что хотела вернуться к мужу когда только-только сбежала. Если бы он попросил прощения, я бы вернулась. Но он угрожал. Говорил, что если я не вернусь, он меня найдёт… И это спасло меня от фатальной ошибки.

— Я ничего не знал, только видел, как ты угасаешь. И Максвелл видел. А потом, когда узнал… — его голос стал тревожным, а лоб пересекла скорбная складочка. Я взяла его за руку. Мне хотелось прекратить эти излияния, потому что они, очевидно, причиняли ему боль. Но Дэмиан моего движения, похоже, даже не заметил. — Самое отвратительное чувство, когда ничего не можешь сделать. Когда знаешь, что что-то происходит, но не знаешь, что именно. Иен говорил, что разговаривать с Коэном опасно, повлиять не получится, а достанется тебе, а ты молчала…

— Он уже не больше, чем призрак, — примирительно улыбнулась я.

— Ты могла умереть, — он не унимался. Словно чувствовал вину за собой. А ведь он совершенно не при чём, он чудесный…

— Всё позади, я больше не хочу об этом думать! — взвилась я и поднялась с кресла. Меня качнуло. Перед глазами маячила цель — бар Иена. Мне хотелось прикончить ещё бутылку, чтобы залить этот разговор огненной водой, даже с риском того, что утром я обблюю казённый унитаз. Мне действительно не хотелось снова всё это ворошить. В этом действительно не было никакой необходимости, всё давно отболело и отвалилось, но, видимо, Дэмиану хотелось высказать то, что он годами (я только сейчас поняла, чёрт!, годами!) держал в себе.

— Извини. Просто у меня никак не получается не думать…

Я ахнула, потеряв равновесие. Дэмиан резко замолчал и подался вперёд, потому что я по инерции начала заваливаться набок. Я вполне сносно соображала, но вот владела своим телом не лучше, чем младенец. В полёте меня поймали горячие, сильные руки. Дэмиан тоже ни черта не владел собой — качнувшись, он упал обратно в кресло под тяжестью моего веса. Я оказалась у него на коленях. Мы столкнулись лоб ко лбу, нос к носу.

— Ты мой океан, Флоренс. Я либо утону, либо выплыву. — Я почувствовала его шёпот на своих губах и меня унесло.

Он никогда не обнимал меня так — дружеские объятия в ветклинике не шли ни в какое сравнение. Я чувствовала его каждой клеточкой тела: горячие ладони, чуть сжимавшие талию, бешено колотящееся сердце, чуть влажные губы с привкусом виски… Я поцеловала его первая. Сразу, без нежностей, вторглась языком в рот. Взяла его лицо в ладони, щетина заколола мне руки. Дэмиан ответил мне. В лёгких закончился воздух, и я со стоном вдохнула порцию кислорода. Дэмиан подался ближе, притянул меня к себе сильнее, я зарылась пальцами ему в волосы, ощутила лёгкие касания губ на щеке, на шее. Его горячая ладонь коснулась моего лица, и я прихватила губами подушечку его большого пальца…

По голове словно ударили чем-то тяжёлым — внутри зашумело, загрохотало, в ушах загудело, никакая сирена не сравнится. Всего лишь поцелуй, а у меня под комбинезоном полыхала кожа, и дрожь бежала вдоль позвоночника — там, где его руки комкали серую ткань. Всего лишь поцелуй, а что же будет дальше?

Я нащупала у него под горлом молнию, потянула вниз.