Странно, в тот раз у него был другой голос. Да, точно — переливисто-серебряный голосок, я ещё подумал, что говорит девушка. Сейчас он разговаривал совсем другим голосом — мужественно-уверенный баритон.
— Я могу разговаривать любым голосом, какой понравится. Кстати, и другие тоже. Сейчас такой голос полезней. Тебе проще, психологически.
Он огляделся. Я уловил мелькнувший мыслеобраз — тесная деревянная клетка, пол устелен грязной соломой, на полу сидит по-турецки оборванный лохматый человек — я.
— Здравствуйте, папа Уэф, — я старался держаться. Чего он так сразу, в самом деле? — Вы не правы, солома свежая, и я моюсь каждый день. В остальном — чем могу.
Он усмехнулся.
— Я вижу, ты здорово продвинулся, за такой короткий срок — поздравляю. Давай на ты, раз уж я папа.
Изображение внезапно передвинулось, и он оказался за столом, напротив.
— Так удобнее. Психологически. Ты чисти картошку, это здорово успокаивает. А я, с твоего позволения, возьму чётки.
Он протянул руку куда-то вбок, извлёк из воздуха чётки — связку маленьких разноцветных стеклянных зверюшек необычного вида.
— Пересказывать вашу историю нет необходимости, я всё знаю. Но необходимо прояснить ряд вопросов. Мауна объяснила тебе, и я повторю — невозможно только смотреть в глаза друг другу. Вы должны быть связаны общим делом. Твои соображения?
Да, папа Уэф умеет брать быка за рога.
— Нет соображений, — не дождавшись внятного ответа, заключил Уэф. — Ясно. Ну что же, они есть у меня. Ты помнишь, чем мы все — и я, и Иолла, и Мауна — занимаемся здесь, на Земле?
— Да, папа Уэф. Вы сеете разумное, доброе и вечное. Я только не понимаю деталей.
— Это необязательно. Ты согласен работать вместе с нами?
Я заморгал. Да я… с ней… Да хоть на костёр!
— Безусловно. Если бы было иначе, нашего разговора бы не было.
— Я согласен, — просто ответил я, — что надо делать?
В моей голове сама собой родилась картина: мы с Ирочкой спиной к спине отстреливаемся от террористов, я из автомата, она косит врагов лучом перстня-парализатора. Вот мы освобождаем заложников… Дурачок я.
Пальцы Уэфа вдумчиво перебирали чётки.
— Малость есть, как сказал бы Пётр Иваныч. Я разочарую тебя. Иолла — специально подготовленный оперативный сотрудник. То, чем она занимается, тебе не по зубам, даже умей ты летать. И агентом влияния, как Хруст или Геннадий, ты пока работать не можешь — нет у тебя никакого влияния. Только рядовым исполнителем. Согласен?
— Согласен, — я дочистил последнюю картофелину, бросил в кастрюлю с водой. — Я надеюсь, вы не оставите свою дочь молодой вдовой?
Переливчатый, серебряный смех. Если бы я не знал, подумал бы, что смеётся девушка. И чего ему нравится такой голос? Несолидно же.
— Ты наглец, тебе уже говорили? Ладно, иногда это полезное качество. Гарантирую тебе жизнь. Если, конечно, ты не учудишь какую-нибудь исключительную глупость.
Я лежу на диване, смотрю в потолок. Свинцовая усталость давит, и хочется только одного — спать, спать не раздеваясь, спать, покуда не скинут с кровати. Нет, надо привести мысли в порядок. Вот уже больше месяца, как я работаю рядовым исполнителем. Исполнителем чего?
Первым шагом в моей новой должности стало увольнение с прежней работы. Моё заявление было подписано молча, мгновенно. Работа «агентов влияния»? Очень возможно.
Мне было предписано устроиться водителем на «скорую помощь». И опять всё прошло на удивление гладко. Я принёс заявление, мне подписали без звука, и уже на следующий день я приступил к работе.
…Машина колесила почти непрерывно третий час, и я начал тупеть. Москва не такой город, где приятно прокатиться на машине в вечерний час пик. Гонщики ралли «Париж-Дакар» просто лохи зелёные по сравнению с водителями московских неотложек и таксистами. Мне приходилось трудно.
«Роман, здесь Аина. Здравствуй. Срочно сверни на Кутузовский, дом…»
«Оттуда нет вызова! Что там?»
«Человек умирает, Рома, он не должен умереть. Быстрее!»
Я разворачиваюсь и включаю мигалки. «Газель» с воем пробирается через назревающую пробку, нет — настоящий завал на дороге. Точно, вот она, авария.
— Ты куда? — врач бригады скорой помощи таращит глаза. — Мы же едем…
— Внимание, вызов на Кутузовском, — оживает рация. — Вероятно, инфаркт. Кто рядом?
— Мы рядом, борт номер… — я вырываю трубку, опережая врача.
— Быстрее, ребята.
Врач, фельдшер и санитар таращатся на меня.
— Ты телепат, ей-богу. Как знал!
Наша машина с воем вырывается на оперативный простор. Да, ещё минута-две, и мы застряли бы здесь намертво. Гляди-ка, какая пробка!
…«Роман, здесь Мауна. Чем занят?»
«Здрасьте, мама Маша. Лежу, отдыхаю. Устал зверски»
Я чувствую виноватое сочувствие.
«Рома, извини, но тебе придётся ещё напрячься. Срочно езжай в психолечебницу»
«Куда?!»
«В психушку, чего непонятно? Пройдёшь к корпусу номер… Там сядешь на скамейку рядом с женщиной. Молодая такая, красивая. Ты поговори с ней, Рома, пожалуйста»
«О чём?!»
«Да о чём хочешь. Лучше всего о жизни. Задача ясна?»
«Да… Да, мама Маша. Еду. Ей грозит опасность?»