Читаем День ангела полностью

День ангела

— Нет, нет, не так, — она высвобождает руки, берёт в ладошки моё лицо. Ладошки твёрдые, прохладные. Почему, должны же быть горячие? Ну да, она же теперь человек.

Всё моё поле зрения занимают её глаза, и я ощущаю на губах лёгкий, щекочущий поцелуй. Будто пёрышком.

— А вот теперь получилось, правда?

Она мягко выскальзывает из моих рук, расстёгивает пальто, неловко стаскивает его. В движениях чувствуется неуверенность. Ясно, не привыкла к человеческой одежде.

— Не смейся, я научусь одеваться. Подумаешь!

Я перехватываю пальто, вешаю на крючок. Она осторожно проходит в комнату, легко ступая и чуть вытянув от любопытства длинную шею. Я любуюсь ею — какая она невесомая, в очень коротком чёрном платье и чёрных колготках, облегающих её тоненькую длинноногую фигурку…

— Между прочим, если бы не мама и Аина, я заявилась бы к тебе в термокостюме. Совершенно не подумала об одежде.

Ирочка остановилась перед своим портретом, приклеенным скотчем к стене. Я медленно подошёл сзади. Она резко обернулась.

— Ты сам нарисовал?

— Конечно…

— Нет, подожди… Где ты мог видеть? Мама не показывала тебе, она так сказала. Как же?..

Я обнимаю её, вновь зарываясь носом в восхитительные пушистые волосы.

— Всё проще, я думаю. Это твоя мама подсмотрела у меня в голове твой облик, покопалась в подсознании и сделала всё, как надо…

Она прижимается ко мне, крепко-крепко.

— А они ещё сомневались. Какая я счастливая!

Нет, всё-таки здорово — её сияющие глаза теперь прямо напротив моих, чуть пониже. И не надо бухаться на колени.

* * *

— Я есть хочу вообще-то!

Ирочка сноровисто потрошит мой холодильник, выкладывая припасы на кухонный стол. Мелькают тонкие руки с длинными, чуткими пальцами. Я любуюсь ей.

— Да ты начал исправляться, мой хищник. Ни следов мяса, зато сколько фруктов!

— Ты вовремя поделилась со мной коркой хлеба, и я осознал.

Да, знала бы ты, что теперь нам обычно придётся выбирать — либо фрукты, либо мясо. Проклятые деньги!

Она смотрит расширенными глазами.

«Так плохо?»

Я виновато улыбаюсь.

«Теперь плохо. Понимаешь, такая работа, как у меня сейчас, у нас ценится дёшево. Но ты не расстраивайся, я заработаю. Если будет надо, стану работать круглыми сутками»

Глаза Ирочки сузились.

«Понятно. Ты полагаешь, я позволю тебе заниматься чем попало, лишь бы пореже бывать дома? Нет, милый, ты будешь заниматься только тем, чем должен, и ещё тем, чего требует твоя душа — я правильно сказала? А всё остальное время отдашь мне. Я многое вынесла, Рома, и вправе требовать ответной жертвы»

Я улыбаюсь ещё виноватей.

«Разумеется, всё будет только так, как ты хочешь. Только боюсь, тогда нам придётся голодать — тебе известно такое слово?»

Она как белка метнулась в комнату, вернулась, тормоша свою сумочку. На кухонный стол посыпались пачки банкнот.

«Здесь пятьдесят тысяч долларов. Для начала должно хватить. Потом сделаем этих фантиков столько, сколько будет надо. Или лучше сделать здешние рубли?»

Я сижу, открыв рот. Она засмеялась.

— Ты думаешь, я соглашусь, чтобы я, и мой муж, и мои дети голодали и жили в курятнике?

В моём мозгу всплывает картина — я, Ирочка и трое детишек сидим нахохлившись на насесте в тёмном сарае, одетые в рваные мешки.

И только тут я замечаю на её пальце перстенёк тонкой работы, с блестящим камушком. Неужели?..

«И я буду продолжать свою работу, Рома. Наши там считают, что я совершила подвиг — внедрилась в самую гущу здешней жизни. Так что я теперь не оперативный сотрудник, а особый агент»

«И чем ты будешь заниматься?»

«Как обычно, Рома. Сеять разумное, доброе и вечное. Как всегда и везде»

Я смотрю в её серые, огромные глаза. Ни следов смеха. Ну конечно, разумное, доброе и вечное. Как же можно иначе?

Она улыбается.

— Давай уже поедим. Я голодная. И спать хочу. Вместе с тобой, на твоём большом мягком диване.

Дыхание у меня перехватывает. Её глаза совсем близко, и я чувствую на затылке крепкие, настойчивые пальцы. В глазах бесится смех.

— Скажи, сегодня я буду наконец истерзана диким зверем?

Вот до чего бесстыдными бывают бывшие ангелочки!