Тут где-то трескнуло короткое замыкание, что-то щелкнуло, голос зашипел и пропал. Почти под боком захихикали девушки, и чей-то знакомый бас сытным матом отослал подальше нескольких незримых оппонентов.
Это вернуло меня к жизни.
Гипнотическая история о Посвящении запудрила мозги так, что я на некоторое время перестал соображать. Добрый бред о Посвящении был знаком, подобное мне где-то не так давно встречалось. В другой раз и в другой обстановке эта тема вызвала бы у меня обильное мысленное и словесное cacaturio (испоражнение). Люблю, знаете ли, иногда пофилософствовать по поводу и без. Но сейчас, когда трудно было понять, что происходит и где я, от вида этих дурацких пирамид кружилась голова и тошнило.
Так ни разу не пошевелившись, я с радостью заметил, что темный пугающий пейзаж медленно растворяется, словно туман. А на смену появляется знакомый зеленый остров и загорелые ноги обступивших товарищей.
С диагнозом солнечный удар и переутомление я был возвращен на корабль и уложен в сухое прохладное место. Остров осмотрели без меня и ничего, кроме необычно яркой зелени, не нашли. Я пролежал весь день, без обеда и ужина, размышляя сколько мудрости требует от новичка любое плавание.
Мудрость мудростью, а как на следующее утро после выздоровления я выпал за борт, совершенно не ясно. Стоявший на марсе и тот не приметил. Качнуло, верно, как следует, и я скатился с палубы никем не замеченный. Да и сам я, признаться, узнал о том лишь через сутки, когда был выловлен командой с другого корабля. В море Бахуса мы не одни, всегда найдется кто-нибудь, кто подымет на свой борт.
Нахлебался я в открытом море с непривычки изрядно. Откачивали долго.
Еще с неделю я провалялся в отведенной каюте, попивая капитанский портер, потом учился делать счисление мест и нетрезвым глазом глядеть на буссоль. Здесь этому отводилась не последняя роль, команда не первый год плавала вместе.
Вечерами, когда я оставался один, мечты и размышления печальные, как серая от грязи тюль, окутывали меня. Мысли о былых странствиях, кругосветных путешествиях и Великих капитанах овладевали сердцем.
Питая этот трепетный огонь, я вспоминал имена, покинувших родной дом, чтобы жить морем. Пусть порой не по своей воле, но они видели дальние берега, вдыхали грудью настоящую свободу. Я повторял имена, и казалось, будто знал их, плавал на одном корабле, тонул, захлебываясь одной волной. Френсис Дрейк, Генри Морган, Франсуа Лолоне, Уильям Кидд, Бартоломео Португалец, Ван Хорн и беспечный Пьер Француз… Где же вы? Неужели ваши корабли навеки легли на дно и рассыпались в прах? Не верю, не может быть.
Я качался в гамаке тихих дум о смелых, бесконечно отважных и безрассудных Великих капитанах, об их Великих открытиях и приключениях, и было немного странно и грустно, что это полузабытое прошлое, я верчу в руках как малый обломок великого корабля жизни и медитирую на нем, читая нескончаемую мантру имен. Корабль, уносивший нас сейчас, был тот же.
Что еще? Ламир тринкен а глезеле вайн! Давайте выпьем стаканчик вина!
Однажды утром, когда я еще не решил, продирать оба глаза или один, капитан приютившего корабля зашел предупредить, что уже третьи сутки мы дрейфуем. У нас закончились даже запасы непресной воды и еды, отчего вся команда немедля растаяла в воздухе и нас осталось двое. Собравшись духом, посовещавшись, мы решили обратиться за помощью к знакомым и незнакомым духам.
По очереди и вместе мы принялись усердно взывать к верхним и нижним мирам, стараясь объяснить наше никчемное положение. Через час-другой слабенький ветерок начал покачивать паруса. Вдвоем мы стали налаживать снасти, готовясь к хорошему ветру. Не взирая на слабость и истощение, мы ловко держались на пертах, и чайки с восторгом кричали нам вслед. Качаясь высоко над палубой, я возомнил себя бывалым моряком и запел что-то лихое об удали молодецкой, но неожиданно вспомнил старое правило: «Кем человек себя воображает и кем хочет казаться, тем часто меньше всего и является». Я жутко сконфузился и чуть не рухнул вниз.
Капитан, наблюдавший за мной, угадал ход моих мыслей, приободрил и между делом он напомнил и другие правила-поговорки, упирая на то, что они не всегда соответствуют истине: