День без конца и без края

- Конечно. А почему нет? Был дядя - стал дедушка, понимаешь? - Аржакон усмехнулся, покачал головой. - Борода нет - кто бабушкой зовет. Тоже неплохо.

Василий и Муся смеются.

- Вы что же здесь, на работе? - спрашивает Муся.

- Моя работа - такое дело: смотри за всеми - ничего не делай.

- Значит, ты самый главный начальник, - говорит Василий.

- Начальник уехал в Якутск. Моя оставил. Может, рибка хотите? Свежая есть - тала.

- Тала? А что это такое? - удивилась Муся.

- Строганина из сырой рыбы, - ответил Василий.

- Да кто же ест сырую рыбу? - удивилась Муся.

- Все едят, понимаешь, - ответил Аржакон. - Сырая рыба дух бодри.

- Да ты попробуй! - сказал Василий.

- Ну ладно, - соглашается Муся. - А где она, свежая рыба-то?

- Речка плавай, - ответил Аржакон. - Сейчас ходи поймай.

Все смеются. Аржакон уходит.

- Кстати, а где живет твой дядя? - спросила Муся.

- Не знаю.

- Как не знаешь?

- Ну, так. Он пропал в гражданскую. Ушел в Забайкалье... Оказался на территории Дальневосточной республики. А потом и след простыл...

- Ну что ж мы стоим? Развяжи-ка этот узел! Там у меня вировские образцы пшеницы и овса.

- Да подожди ты с семенами. Надо расположиться сперва.

- Располагайся, хозяйничай! А я сбегаю поля посмотреть.

Муся хлопнула дверью и вышла.

- Папа, пи-пи! - сказал Володя.

- Сейчас. - Василий достал из сумки горшок и стал расстегивать штаны на мальчике.

Опытные поля станции раскинулись на самом берегу Лены. Пожилая женщина, укутанная в шаль, водит Мусю по полям, отвечает равнодушно. Это Марфа работница станции.

- Сколько дней длится вегетационный период?

- Не знаю. Селекционер уехал, ничего не сказал.

- Но он же вел записи?

- Какие там записи! Пил он целыми днями. Тут, говорит, не токмо что пашеница - овсюг и то не созреет.

- Но вы же собирали колоски? Образцы-то местные храните?

- Да чего их собирать, колоски-то? Они сроду не вызревали.

- Сеяли же рожь или овес?

- Сеяли.

- Куда же их девали?

- На сено скашивали. Лошадям.

- А чем занимались рабочие?

- Рыбу ловили, сено заготавливали. А кто и за пушниной ходил.

- Сколько вас было?

- Я да Чапурин. Вон еще якут, Аржакон.

Аржакон шел от реки и нес здоровенного ленка.

- А из начальства которые, постоянно менялись. Тут, говорят, озвереешь или осатанеешь от вина. Дак ить они и пили ведрами. Тепершний, слава богу, в рот не берет. Он комсомолец.

- Он что, в Якутске?

- Рыбу повез продавать... Летом рыбу, зимой сено... Оборот налажен.

- А почему не вызревала пшеница?

- Кто ее знает? Земля холодная.

- Поздние заморозки случаются?

- Бывают. Иной раз в июне иней на траву выпадает.

- Н-да, весело живете, - сказала Муся, подняла горсть земли, помяла в руке, потерла пальцами.

Подошел Аржакон с рыбой. Муся спросила:

- Инвентарь-то хоть есть какой?

- Чего?

- Ну, плуги там, сеялки?

- Сеялок есть - колеса нет, - ответил Аржакон.

- Куда же они делись?

- Растащили на телеги... А может, и пропили, - ответила Марфа.

- Ну что ж, будем сеять по доскам, - сказала Муся.

- Как это "по доскам"?

- Увидите.

Первая весенняя посевная на якутской земле. Чапурин, невысокий колченогий мужик с широкой, как ладонь, лысиной, идет за сохой. Идет сурово насупившись, изредка покрикивая на лошадь:

- Ближе! Ближе!.. Вылезь, ну! Вылезь! Но!

Аржакон боронит - сидит верхом на лошади и мурлычет свои "ырыата".

Муся и уже знакомая нам Марфа сеют "по доскам". Муся одной доской делает бороздку, высевает в нее семена, второй доской присыпает и, чтобы не топтать посев, становится на эту доску. Марфа каждый раз, когда Муся прижимает ногой доску, произносит:

- Та-ак! Та-ак! Та-ак!.. - Потом просит у Муси доски. - Эдак-то и я сумею.

- Ну-ну! - Муся передает ей доски.

Василий приносит новые мешочки с семенами:

- Здесь вировский овес... Тут ячмень. А это вот тобой собрано в экспедиции.

Муся берет на руку зерно из последнего мешочка:

- Да, это олекминская пшеница. Местный сорт.

- Ну, не совсем местный. До ее родины добрых полтыщи километров. А то и всю тыщу намеряешь, - сказал Василий.

- Начальника едет! - крикнул с лошади Аржакон. - Вон его катер немножко трещит.

Небольшой катерок, попукивая, подходит к берегу. На поле невольно приостановились, смотрят на катер.

Из катера легко выпрыгнул щеголевато одетый молодой человек. На нем хромовые сапожки, серый френч с накладными карманами, фуражка. Он из того типа людей, про которых в народе говорили "полувоенный". Это тот самый Судейкин, но молодой и прыткий. Чуть пригнувшись, выбрасывая вперед колени, поднимался он по речному берегу. У него еще и планшетка оказалась через плечо, на тоненьком ремешке. Он даже руку приложил к фуражке, когда поздоровался, подойдя:

- Здравствуйте, товарищи!

Но рука коснулась фуражки неловко, дугой. Василий чуть иронически смерил взглядом его верткую фигуру и крепко тиснул ему руку, так что "полувоенный" поморщился.

- Давно из армии? - спросил Василий.

- В армии не был, - чуть замялся тот. - Военобуч проходил по решению ЦК комсомола Якутии. - И тут же, спохватившись: - Меня зовут Сидор Иванович, по фамилии Судейкин.

- Силантьев Василий Никанорович, - ответил Василий.