День «Д». 6 июня 1944 г.

Остальную часть дня генерал провел, вышагивая по своему небольшому трейлеру. Он постоянно следил за информацией, поступавшей с «Омахи», «Юты», британского и канадского участков побережья. Поужинав, Эйзенхауэр улегся пораньше, чтобы хорошенько выспаться.

В день «Д» Верховный главнокомандующий не издал ни одного приказа. Гитлер выпустил два, и оба ошибочных.

С наступлением сумерек на «Омахе» не прекращался прерывистый артобстрел. На ночь десантники укрывались, где могли: кто зарывался в песок на пляжах, кто укладывался возле дамбы, кто находил убежище в живых изгородях. Возникали тревоги, вспышки огня. Тыла как такового в день «Д» не было.

И все же обстановка стала значительно спокойнее. Лейтенант Генри Сейтслер служил передовым наблюдателем в 9-й американской военно-воздушной армии. Ему пришлось выслушать «немало каверзных и издевательских слов от своих товарищей по поводу авиации, которая не сделала того, что обещала, – не разбомбила берег как следует». «Я тут, конечно, был ни при чем, – говорит лейтенант. – Им надо было просто над кем-то поиздеваться».

«Для меня самая большая проблема состояла в том, как остаться в живых, – рассказывает Сейтслер. – Я начал заниматься своими непосредственными делами только в день «Д» плюс три. Но я высадился в час «Ч» плюс два и оказался в самом пекле. У меня тогда не существовало никаких других забот, кроме как выжить. Мне же не было замены».

К вечеру Сейтслер и еще несколько человек из берегового отряда решили раздобыть чего-нибудь съестного: «Мы забрались на сгоревшее ДСП. Разыскали кладовку. Господи, это было нечто. Она совершенно не пострадала от огня. Мы вынесли оттуда все, что могли, и устроили себе роскошный ужин под дамбой. Моряки на самом деле жили неплохо. У нас были курица, индейка, ветчина. У нас было все, о чем можно только мечтать. Мы жрали, как свиньи, потому что к этому времени совершенно изголодались».

Чтобы завершить пикник, компании десантников не хватало кофе. Они разожгли небольшой костер возле галечной стенки, подобрав уцелевшие от дачного домика доски. И сварили «Нескафе».

У Сейтслера незамедлительно возникли проблемы. По инструкции во время темноты все должны оставаться в окопах. Любое передвижение прекращалось выстрелами. Но «Нескафе» подействовал на лейтенанта как мочегонное средство.

«У меня появились серьезные трудности. Это я вам говорю. Если я буду шуметь или сделаю что-нибудь в этом роде, то меня застрелят. Я вылезал из окопа, опорожнялся и скатывался обратно. Несколько раз я это делал в банки, выбрасывал их, тихо и незаметно. Я прозвал свои неуклюжие действия «канализационными муками». Но с тех пор я просто не могу не только пить, но и видеть «Нескафе».

На следующее утро рядовой Роберт Хили из 149-го батальона армейских саперов с приятелем решили спуститься вниз со скалы, чтобы разыскать свои потерянные ранцы. У Хили кончились сигареты, и он помнил, что в вещевом мешке должен был сохраниться блок, упакованный в водонепроницаемую пленку.

Ветеран рассказывает: «Когда мы сошли на пляж, перед нами открылось невообразимое зрелище. У прибоя волны выбрасывали всякое разное снаряжение. Все, что угодно. Теннисные ракетки, гитары, противогазы, штурмовые куртки, вещевые ранцы… Мы нашли оливки и съели их с большим удовольствием. Потом разыскали и мой ранец, но в нем уже не было сигарет».

«Возвращаясь обратно, я натолкнулся на одного солдата. Это останется в моей памяти на всю жизнь. Он лежал на песке, раскинув руки. Рядом с ним была книга. Казалось, что он все еще ее читает. Это была небольшая книжка в мягкой обложке…

Это была книжка Корнелии Отис Скиннер «Наши сердца были молоды и жизнерадостны». В ней как бы отразилось то, во что мы попали. Наши души оставались юными и жизнелюбивыми, потому что мы ощущали себя бессмертными. Мы верили в то, что делаем великое дело, борясь с нацизмом и освобождая от него весь мир».

26. Мир затаил дыхание День «Д» на домашних фронтах

В 7.00 по военному времени горных штатов (13.00 во Франции) три ковбоя-подростка прискакали к кафе «Мекка» с запада Монтаны в столицу штата Хелину. Накануне они записались служить в ВМС. Парни чувствовали себя хозяевами положения, дурачились, и их поведение, конечно, было вызывающим. «Чего-нибудь выпить и закусить, и сейчас же!» – орали они на весь зал. Официантки и те, кто сидел за столиками в кафе, понимали, что ребятам предстоит, возможно, впервые покинуть свой родной штат. «Моряков» простили за их шум и гам. Ковбоев обслужили по первому разряду, а посетители кафе, выслушав их горячие вопли, вернулись к остывшим чашкам кофе.

Кто-то включил радио: «Верховный штаб Союзнических экспедиционных сил объявляет, что вторжение началось. Повторяем, пришел день «Д».

В кафе находился репортер местной газеты «Хелина индепендент рекорд». Он написал: «Сообщение сначала все выслушали с недоверием. В зале повисла такая тишина, которую никто не хотел потревожить. Про еду забыли. Никто ничего не требовал. Все только слушали и ждали дальнейших новостей».

* * *