День да ночь

- Соглашайся, Лихачев, - посоветовал Дрозд. - Генералам знаешь, чего возят? Там не только картонные коробки, там еще и деревянные ящики. А в них то, что ты и в мирное время не увидишь. И всегда можно отстегнуть от генеральского пайка.

- Старлей так и сказал: - подтвердил Опарин. - "Генералам сало возят, колбасу копченую и мандарины. А сухари им выдают, не ржаные, как нам, а пшеничные, с изюмом. Подкормится Лихачев и станет похожим на нормального солдата".

- Врешь ты все, - ухмыльнулся Лихачев. - Он меня командиром орудия назначил. А ты продукты...

- С чего мне врать?

- Просто так, из вредности.

- Интересное кино. А когда ты врешь - то из чего?

- Я - другое дело. Я из любви к искусству.

* * *

К "пятачку" подошел солдат. Неторопливо подошел, вразвалочку. Остановился и стал неторопливо разглядывать немногочисленный расчет.

Опарин и Лихачев смотрели на гостя, ждали, что скажет, что ему нужно? И Дрозд поглядел: кого это к ним еще принесло? А Афонин, как занимался пулеметом, так и продолжал заниматься.

Роста солдат был невысокого: аршин с шапкой. Но в плечах широк. Лицо круглое, спокойное. И большие серые глаза - спокойные. Даже пухлые губы и приплюснутый нос, казалось, излучали спокойствие. На солдате шинель, в правой руке кавалерийский карабин, в левой - тощий сидор.

Глядел солдат на расчет и размышлял: кто здесь командир? Двое, что оружием занимались, отпадали. Командир пулемет чистить не станет, он кого-нибудь другого заставит. А магазин патронами набивать - тем более. Длинный в замызганном обмундировании, хоть ничего и не делал, тоже не подходил. Глаза у него голубые. Не бывают у командиров голубые глаза, должность не та. У них глаза жесткие. А четвертый - большой, сердитый и развалился, будто окоп только для того и вырыли, чтобы он здесь лежать мог. Вполне подходить. Но на ногах у него черт знает что - сапоги не сапоги, ботинки не ботинки - огрызки какие-то, и портянки торчат. Ушел, видно, куда-то командир. И ладно, оно для начала, может, и неплохо.

- Это, что ли, орудие Лихачева? - спросил он, обращаясь, вроде бы, ко всем четырем.

- Еще один прибыл, - не отрываясь от работы, отметил Афонин.

- Точно, - обрадовался Дрозд и отложил в сторону полузаряженый магазин.

Опарин и Лихачев переглянулись.

- Кто такой будешь? - спросил Опарин.

- Связисты мы. ВУС у нас такой. Военно-учетная специальность. Это, значит, чтобы связь тянуть.

- И куда вы ее тянете?

- А никуда не тянем.

- Чего это вы ее не тянете? - заинтересовался Лихачев.

- Так некуда тянуть, - охотно объяснил солдат, почему он не тянет связь. - В крупнокалиберной тянут, там без связи никак. И КП и НП, и позиция... А в противотанковой без всякой связи обходятся.

- Что же ты делаешь?

- При штабе околачиваюсь.

- То-то видел тебя где-то... - вспомнил Дрозд. Мелькал в коридоре.

- И я тебя знаю, - сообщил солдат. - Писарь Дрозд. А я, значит, и верно, иногда мелькаю.

- Сачок, - определил Опарин.

- А то... "Тот, кто не сачкует в роте, будет клячить на работе". В рифму выдал солдат.

- Ого! Ты еще и стихи очиняешь?

- Не, этим не занимаемся, - отказался от поэтических лавров солдат. - У нас в учебке перец один был, тот сочинял. У него еще есть: " Не умеешь сачковать, будешь вкалывать опять" - поделился он еще одной сомнительно подрифмованной премудростью.

- Понятно. Идейный сачок, - определил Опарин. - А чего тебя при штабе держали, если ты там ничего не делал? - продолжал он допытываться.

- Положено, - вмешался Дрозд. Понимал, что не к месту лезет, но не мог не показать свою осведомленность. - Положено в полку иметь связистов. По штатному расписанию. Вот они и есть. А делать им нечего.

- Тогда объясни нам, темноте, как можно сачковать, чтобы совсем ничего не делать? Поделись положительным опытом, - предложил Опарин.

- Это я по своей специальности ничего не делал, - пояснил солдат. - А так - приходилось. Куда пошлют, что заставят. Исполнял обязанности затычки.

- Понятно, значит опыта у тебе никакого.

- Любитель, - подсказал Лихачев. - Обычный сачок-любитель.

- Угу. А чего тебя, любитель, к нам принесло?

- Так ведь послали... - и развел руками, дал понять, что сам он сюда не стремился и будь его воля, он бы сейчас благополучно продолжал сачковать при штабе.

- Кто послал? - спросил Опарин.

- Комендант штаба и послал. Все сачки в его подчинении.

- Хрюненко, - подтвердил Дрозд. - Есть у нас такой. Он из Жмеринки. У нас, в армии, все старшины из Жмеринки. Там, наверно, климат такой особенный, что старшины вырастают. И этот Хрюня был старшиной, а недавно ему младшего лейтенанта дали.

- Ага. Меня Хрюня вчера, после обеда вызвал и приказал идти в батарею лейтенанта Хаустова.

- Для оказания помощи и поддержки?.. - не удержался Дрозд.

- Оно так, - подтвердил солдат. - Для оказания... Я его спрашиваю: " Где эта батарея находится и как туда добираться?" А он, хоть ему и по звездочке и дали на погоны, как был старшиной, так старшиной и остался. Поставил меня по стойке "смирно" и стал мозги вправлять. Повправлял минут десять, потом выдал направление: "Иди, - говорит - на запад, там речка будет. А на том берегу батарея".