День Десантника

Доктор невесело усмехнулся.

– Узнать можно, – сказал он. – Хотя могу вам сказать и так. Сколько времени прошло со смерти третьей девушки?

– Около года.

– Им недолго осталось. Но извольте. – Нейрохирург подключил базу данных. – Вот, пожалуйста. Стелла Куликова, боевое прозвище Гамма, ещё держится, диагноз на настоящий день – прогрессирующая шизофрения. Луиза Совиньи, прозвище Альфа, в стационаре, состояние критическое, близкое к кататонии. Вы удовлетворены?

– Нет, – сказал Чжан твёрдо. – Не удовлетворён. Почему бы вам не попробовать воссоздать трио?

– В каком смысле «воссоздать»? – удивлённо поднял брови врач. – Вы имеете в виду… Постойте, но это невозможно. Разнополые индивиды в пси-отношения не вступают, уровень совместимости недостаточный. Вы ведь не представляете себе, что это такое, пси-связь. Я сам смутно это себе представляю.

– Не вступают в обычных обстоятельствах. – Чжан поднялся, теперь он чеканил слова. – А сейчас обстоятельства критические у всех троих. Не забудьте, что Запад раньше хотел познакомиться с девушками поближе, как и мой брат. Возможно, интерес был взаимным. Так или иначе, почему бы вам не попробовать?

– Действительно, – озадаченно пробормотал врач. – Почему бы нет.

6. Эпилог

Долбак вразвалку пересёк зал, без позволения уселся за столик и осмотрел расположившуюся за ним троицу с перетянутыми металлической лентой лбами.

Разноголосица в баре оборвалась. Завсегдатаи стали зрителями: сцены с участием Долбака пользовались неизменной и нездоровой популярностью.

Новая Ботсвана, карликовая планета в системе лямбды Скорпиона, считалась местом неблагополучным. Алмазные копи на её экваторе – в особенности. В посёлок при копях местные власти предпочитали не соваться, со старателями не связываться. С Долбаком предпочитали не связываться сами старатели.

– Кто такие? – осведомился Долбак.

Ни один из троих не ответил. Смазливая брюнетка как ни в чём не бывало потягивала апельсиновый сок. Рыжеволосая разглядывала потолок, а тощий седой мужчина уставился в пол.

– Я спросил, кто такие!

Седой поднял глаза и посмотрел на Долбака в упор.

– Девушек зовут Альфа и Гамма. Меня… – Он на мгновение замялся. – Меня зовут Бетой.

– Так зовут сучий помёт, – заржал Долбак. – И какого хрена вы у нас тут забыли, щенки?

Взгляд седого внезапно изменился. Долбак непроизвольно отпрянул: ему вдруг показалось, что визави целится ему в лоб. Ощущение было настолько явственным, что Долбак икнул. В следующее мгновение, однако, он взял себя в руки – пасовать перед явным задохликом ему никак не пристало.

– Две сучки тебе ни к чему, кобелёк, – бросил Долбак небрежно. – Одну я у тебя забираю. Вот эту, рыжую.

Вопреки ожиданиям, седой ничуть не испугался, а лишь насмешливо хмыкнул.

– Ступай отсюда, бычок, – подала голос рыжеволосая. – А то придётся оторвать тебе яйца.

– Что?! – Долбак опешил. – Что ты сказала, шалава?

Он не знал, что уже нарвался. Притирка длилась четвёртый год, всё это время трио медленно, шаг за шагом выбиралось из безнадёжной, как поначалу считалось, ситуации. Психозы и депрессии, буйные срывы и попытки суицида сотрясали, ломали, корёжили вершины нового треугольника. Вопреки медицинским прогнозам, не докорёжили. Не доломали. Чего это стоило всем троим, знали лишь они сами.

Сейчас притирка вступала в финальную стадию. Щадящий режим закончился, теперь трио намеренно искало обстановку, приближённую к боевой.

Альфа коснулась пальцем виска.

«Давайте, я», – передала она в сознания напарников и обернулась к Долбаку.

– Знаешь, что такое па-де-труа?

Долбак машинально кивнул.

– Думаешь, это любовь на троих, кретин? Ошибаешься. Это всё на троих.

Миг спустя столик, за которым сидели четверо, взвился вдруг в воздух. Долбак не успел даже отшатнуться: столешницей его приложило по голове и опрокинуло навзничь.

– Уносите, – велел вскочившей на ноги публике назвавшийся Бетой задохлик.

«Так обычно говорил Север», – с грустью передал он напарницам.

Антон Текшин И овцы сыты…

В конференц-зале тихо перешептывались, время от времени поглядывая в сторону пустой сцены. Ожидание затягивалось, и кое-кто из нетерпеливых уже начал теребить и без того задёрганного распорядителя. Пожилой элегантный мужчина на все вопросы отвечал подчеркнуто вежливо и ссылался на плотный график именитого гостя.

Наконец под сводами зала раздалась бодрая музыка, и на сцену под бурные аплодисменты выскочил низенький толстячок в деловом костюме кремового цвета. Лучезарно улыбаясь, он осмотрелся и направился к заранее приготовленной кафедре, которая оказалась ему несколько высоковата. Гость нисколько не смутился и устроился прямо на краешке сцены, заложив ногу на ногу.

– Не люблю, когда людям ради меня приходится задирать голову, – пожал он плечами.

По залу прокатились смешки, вперемешку с восторженным шепотом:

– Тот самый… Энджело… Герой…